— Да твою мать, — вырвалось у меня, когда полушпага, которуюя хотел заткнуть за пояс, пропорола штанину. Вообще, полный комплект непотребства. Расходов на полторы сотни серебром, не меньше.
Катарина вскочила с места схватила поддоспешник, то тут же с лёгким вскриком выронила, сжав запястье левой руки.
Я обеспокоенно поглядел на неё, и храмовница сквозь зубы пояснила.
— Потянула жилы с непривычки.
— Ложись в кровать, — сунув в кобуру пистолет, произнёс я.
— Я с тобой, — покачала головой девушка, и повторила попытку. Худо-бедно у неё получилось, но пришлось со вздохом и ворчанием, аки столетний старец, помочь. А ведь это не только стёганая куртка, а ещё и кольчуга, и чулки. Последние я просто протягивал и ждал, когда Катарина, морщась от боли, наденет. Вот как она меня защищать будет, саму бы кто защитил.
Пока собирались, снизу раздался голос Лукреции.
«Отведи меня к соколятне».
«Э-э-у», — замычала повариха, а следом загрохотал стул.
«Небесной парой молю, отведи».
Немая повариха опять замычала. Не знаю, что там происходило, но волшебница явно настроена очень решительно.
«Отведи!» — повысила она голос, и теперь по дереву зазвенели монеты.
Зачем ей соколятня? Блин, что затеяла эта особа?
Я выругался, дотянулся до ворота Катарины, поправил его и схватил стоящую у стены глефу, которая была не тяжелее обычной лопаты.
— Побежали.
Тем временем дверь в таверну хлопнула, и с улицы послышались удаляющиеся шаги двухженщин. Воображение уже рисовало донос на меня, как на какое-то чудовище, одержимое демоном, зачто по голове не погладит ни магистрат, ни мои же начальники. Да мало ли что ей в приступе истерики придёт в голову. И хотелось бы верить, что бумажка с доносом будет писаться в соколятне, а не написана в номере заранее, тогда у меня будет больше шансов остановить Лукрецию. Но блин, как остановить волшебницу? У меня нет средств противодействия ей. Ведьма придушит меня раньше, чем я до неё доберусь. Только пули. И как не хотелось всё сводить к убийству.
Вниз сбежали, перепрыгивая ступени. Шерифыня всё так же спала сидя за столом и подложив руки под голову, зато нашлась Урсула, которая в одном исподнем пила жадными глотками воду из большого ковшика. Струйки лились на светло-бежевую ткань, под которой покачивалась и топорщилась сосками большая грудь.
В двери в кладовку упирался лбом в косяк менестрель, пребывая в похмельи и одних лишь кружевных панталонах. Мелькнула мысль, что наёмница его таки попользовала.
— Вы что шумите? — пробормотала Урсула, снова зачерпнув воду из деревянной бадьи. — Пожар, что ли?
Я открыл рот, чтоб съязвить какую-нибудь гадость, но заметил, что Катарина нюхает воздух.
— Пожар, — водя глазами по потолку, произнесла храмовница и добавила. — Точно пожар. И палёным мясом пахнет.
Я принюхался, но ничего не учуял, зато сознание выудило из фоновых звуков колокольный звон. А ведь точно пожар.
— Бежим!
— Чё, без меня? — переспросила Урсула, поправив подол рубахи, и завязала шнурок на горловине.
Я зло процедил совсем уж неприличное слово, упоминая извращённое сношение. Благо по-русски процедил, иначе бы уже схлопотал бы по шее. Напоследок показал в сторону столика.
— Шериффу разбуди. Это сейчас важнее. А мы сами.
Не дожидаясь ответа, выбежал на улицу. Вслед за мной и Катарина.
— И где её искать? — окинув взглядом пока ещё пустую площадь и рукотворные ущелья расходящихся в разные стороны узких улочек, произнёс я риторический вопрос. Что вправо, что влево — одинаково.
Стоящая рядом храмовница к чему-то прислушалась, а потом подбежал к соседнему дому и несколько раз ударила кулаком по ставням.
— Где соколятня?! — заорала она, а замолчав на секунду снова заорала. — Дверь вышибу! Где соколятня?!
В щёлочке мелькнул испуганный глаз, и раздалось невнятное бормотание. На что храмовница поджала губы и поглядела на одну из улочек.
— Туда. Там же и пожар, — показала она рукой, и мы побежали, огибая трактир. Под ногами был не асфальт, сложенная из булыжников мостовая, отчего двигаться было непривычно. Зато я увидел столб чёрного дыма, поднимающегося над крышами. Из-под какой-то телеги выскочила маленькая, но шибко уж звонкая шавка, норовящая укусить за голень. Лишь когда Катарина самым натуральным образом зарычала и оскалила зубы, та с визгом бросилась наутёк.
Попадающееся на пути бельё на верёвках хотелось просто отшвырнуть в сторону, так как оно мешалось очень сильно, а один раз глефа, которую я нёс на плече, даже зацепилась за верёвку, но времени не было и приходилось проскакивать под ним. Странно, что оно не охранялось.
Читать дальше