Кира Измайлова - Отцы и дети [СИ]

— Папа, — сказал он, оказавшись дома на рождественских каникулах, — обычных магглорожденных не берут на Слизерин. Я едва сумел отбиться от Дамблдора, когда он начал расспрашивать, кем была моя мать. Сказал — не знаю, но… Я ведь в курсе. И нашел кое-что еще… Помнишь, ты говорил, у нее был золотой медальон со змеей?

— Конечно. Она сказала, это семейная реликвия.

— А куда он подевался?

— Не представляю. Наверно, она его продала, чтобы… прожить хоть как-то, — Риддл-старший посмотрел в сторону.

— Как думаешь, его можно разыскать? Такая приметная вещь не могла затеряться!

— Если Меропа продала ее волшебнику, я ничего сделать не сумею, сам понимаешь. Справки наведу, но обещать ничего не могу.

— Ясно… — Том помолчал, потом сказал вдруг: — Ты какой-то странный, папа.

— Разве?

— Да. Это из-за войны? Даже волшебники знают, что она началась…

— Из-за нее, — кивнул Риддл-старший и посмотрел на облака. — Ты… вот что, Том, оставайся на каникулы в школе. Там безопасно. Что будет здесь, я пока не знаю, но, по слухам… всё это может докатиться и до нас. А я ухожу.

— Что?.. Куда уходишь?! Зачем?..

— Воевать, Том. Я не могу сидеть дома, когда гибнут мальчишки чуть постарше тебя. Я теперь доброволец Королевских ВВС. Сперва — в училище, а потом — куда направят. Я не мальчишка уже, но и не старик, здоровье отменное, реакция тоже, машину водить умею… Справлюсь. Если не летчиком, так шофером буду, тоже дело не последнее.

— Да какой же ты старик, тебе и сорока нет! — воскликнул Том. Впервые отец увидел на его лице смятение и даже страх. — Но, папа…

— Так надо, Том, — ответил он, взяв сына за плечо. — Спроси дедушку: он ведь тоже мог не идти воевать. А теперь у него два осколка — в ноге и в груди, и доктора говорят, второй может доконать его в любой момент.

— Я вынул уже эти осколки, — буркнул тот. — Он и не заметил. Это совсем просто. Еще нас переживет…

— Тебе же запретили колдовать вне школы!

— Так то палочкой, а я давным-давно умею без нее, будто ты не знаешь. Я… будь мне хоть пятнадцать, я бы тоже пошел. Санитаром или так… хоть патроны подносить! — Том зажмурился и сжал кулаки. — И я же могу помочь…

— Я знаю, каково это, — отец положил руку ему на плечо. — Я помню, как отец уходил на войну — мне еще и десяти лет не было. Помню, как мама рыдала, а я не понимал, что происходит. Ты уже достаточно взрослый. И ты поймешь, что бы ни случилось, верно?

— Да.

— И позаботишься о бабушке с дедушкой вместо меня, когда подрастешь.

— Да. Клянусь. Но и ты… — Том прикусил губу, — ты тоже поклянись, что непременно вернешься живым!

— Это не от меня зависит, я же не волшебник. Вот если бы ты мне амулет какой-нибудь дал или удачу наколдовал… — невольно улыбнулся Риддл-старший.

— Я пока не умею. Но попробую, — серьезно ответил Том.

В августе сорок второго Том Риддл вернулся домой — мертвым, как решили врачи. Почти мертвым, уточнили они: его «харрикейн» развалился при посадке на воду, а из тела пилота извлекли не меньше двух дюжин пуль. Военные хирурги поражались живучести этого летчика: мало того, что он, получив такие ранения, ухитрился дотянуть на подбитом самолете до своей территории, мало того, что продержался в холодной воде, каким-то чудом цепляясь за обломок обшивки, пока его не подобрал сторожевой катер, он еще и не умер от кровопотери, переохлаждения и шока. Правда, оказался парализован полностью (причем, похоже, по итогам операции), и тут ничего нельзя было поделать, только отправить отважного пилота домой: в госпитале ему ничем уже не могли помочь, а живой труп вполне мог лежать и в родной усадьбе, не занимая койку, которую и так было, кем занять…

Последним, что слышал Том Риддл-старший, были слова хирурга:

— Всё. Фиксируйте сме…

А потом вдруг чей-то вскрик:

— Да он дышит еще!

И он дышал, цепляясь за жизнь, как делал это, задыхаясь от дыма в горящей кабине, а потом — в соленой морской воде, и почему-то на ум приходило сравнение: я же опомнился, когда Меропа… Чувство было тем же самым, он тонул, терял сознание, но упорно выплывал на поверхность, чтобы глотнуть воздуха и продержаться еще немного, и еще… потому что обещал, и…

— Папа! — услышал он и попытался открыть глаза, но тщетно. — Папа, слышишь? Да? Не бойся, я здесь. Раз реагируешь, значит, живой, а остальное я исправлю!

Если бы Риддл-старший мог, он бы засмеялся, но он был не в силах даже моргнуть.

— Меня не хотели выпускать из школы, — тихо говорил Том, держа его за руку. — Там, видишь ли, безопаснее! Будто я сам не знаю… И я бы остался, ты же велел беречь себя, но после того письма… не смог. Не знаю, что именно я там у них разнес, но вернулся.