Илья Шумей - Право последней охоты

— Если ты вступишь в воды Ахерона с этой стороны, то погибнешь, и на сей раз окончательно.

— Черт! — Иган немного отошел назад и сел на землю, растирая онемевшие кисти рук, — что у вас там такое?

— Имя этому холоду — Смерть. И Смерть — единственный пропуск, дающий право попасть сюда. Здесь проходит граница между миром живых и миром мертвых. Ее нельзя пересечь в обратном направлении, как нельзя вернуться в утробу матери. Это место не подчиняется известным тебе законам, здесь не работают привычные понятия, такие как пространство или время. Забудь о них, теперь все будет по-другому. Привыкай.

— Сюда попадают все, кто умер?

— Не все. Только те, кто достоин подняться из Холодных Вод.

— Орана… — опомнившись, Иган завертел головой, словно выискивая что-то среди серых холмов, — она ведь добралась сюда? Где она сейчас?

— Орана Суровая ступила на Другой Берег и проследовала дальше по назначенному ей Пути.

— По какому пути? Куда?

— У каждого свой Путь, и жизнь в привычном тебе понимании — лишь один из его этапов.

— Слушай, ты можешь не морочить мне голову, а просто показать?

— Ты желаешь видеть? — Голос умолк и над пустыней разнесся еле различимый вздох, — что ж, смотри.

— Смотреть? Но куда?… — Иган умолк, почувствовав, как вдруг задрожала земля под его ногами. Он вскочил и, спотыкаясь, побежал к вершине дюны, чтобы увидеть, что происходит.

Добравшись до гребня, он замер, глядя на песчаную бурю, внезапно охватившую всю пустыню. Вверх взвились пыльные султаны, темнея и увеличиваясь на глазах. Огромные серые вихри, увлекая за собой тонны песка, скручивались и переплетались, поднимаясь все выше. Воздух наполнился гулом и шипением миллиардов танцующих песчинок. На голове зашевелились волосы, лицо закололо разрядами статического электричества.

Песок все поднимался и поднимался, заслонив серой пеленой почти половину небосвода. Тонкие его ручейки обтекали ноги Игана, спеша присоединиться к ревущему вихрю. Грохот оглушал. Порывы ветра нещадно трепали изодранный комбинезон. Казалось, будто вся пустыня вознамерилась в буквальном смысле взлететь на воздух…

Иган так и не понял, что произошло. Ничтожное смещение нескольких последних крупинок, игра света на клубах пыли или что-то еще, но бесформенная масса песка в одно мгновение сложилась в сияющую на солнце панораму огромного города. Блеск небоскребов из стекла и стали, зелень аллей, яркие краски рекламных плакатов — взявшееся из ниоткуда буйное многоцветье буквально полоснуло по глазам.

Иган даже охнул от удивления и неожиданности, но не успел даже открыть рот, как видение рассыпалось в пыль.

Впрочем, действо на этом не закончилось. Порывы ветра подхватили песчаные тучи и, расшвыряв их в стороны, образовали из них горные отроги, увенчанные ослепительными снежными шапками. В лицо дохнуло трескучей морозной свежестью. Не успокоившись на достигнутом, смерч еще сильнее закружил обезумевшие пески, взметнув к небу исполинские колонны неведомых деревьев. Игану даже почудилось, что он видит порхающих вокруг птиц и слышит их щебет.

Ошеломленный, Иган, не мигая, смотрел, как снова и снова, подчиняясь воле могущественного художника, миллионы тонн серого песка рождали в небе над голой пустыней невероятные, безумные и фантастические по своей красоте пейзажи. Словно ослепительная фотовспышка, образы били по глазам, впечатываясь в сетчатку.

Уходящие в космос башни, невесомые ажурные мосты, парящие в небе паруса, водопады, горы, луга, каменные мегаполисы и пасторальные деревеньки, озера, залитые солнечным светом долины, небеса с россыпью незнакомых лун, выжженные пустыни и вздыбленные штормом океаны, а также многое другое, не поддающееся описанию — картины сменяли одна другую все быстрей и быстрей, заставляя рассудок корчиться в судорогах от осознания принципиальной невозможности существования подавляющего большинства из увиденных миров…

И вдруг все закончилось. Только земля под ногами пошатывающегося Игана еще какое-то подрагивала от обрушивающихся на нее тысяч и миллионов тонн песка. Через пару минут все стихло.

— Что это было? — Иган с трудом разлепил непослушные губы.

— Каждая песчинка у твоих ног — вероятность, — отозвался Голос, — и никому неведомо, какая из них реализуется в следующее мгновение. Даже мне. У каждого — свой Путь, который принадлежит только ему и никому более, — и, после паузы, добавил, — мне очень жаль.