Стивен Эриксон: Дань псам. Том 1 [litres]

Дерганой походкой к ним приближался некто высокий, мертвенно-бледный и такой тощий, что руки и ноги его напоминали корни дерева, а лицо – кусок рассохшейся кожи, натянутый на череп. С головы в беспорядке ниспадали длинные седые волосы.

– Я так понимаю, это обычное зрелище? – прошептала женщина.

Спутник ничего не ответил. Нескладное тощее существо проковыляло мимо – навстречу другому незнакомцу, такому же высокому, но закутанному в истрепанную темно-серую хламиду с капюшоном.

На невольных слушателей ни первый, ни второй внимания не обращали.

– Идущий по Граням, – произнес тот, что в капюшоне.

– Ты позвал меня сюда… на переговоры.

– Да, позвал.

– Долго же пришлось ждать.

– Могу тебя понять, Идущий.

– Почему именно теперь? – спросил седовласый и по всем признакам давно мертвый великан, наклонив голову.

Некто в капюшоне немного повернулся. Женщине показалось, что он смотрит на ее растерзанного пса.

– Отвращение, – был его ответ.

Идущий по Граням тихо и сипло рассмеялся.

– Что это за убогое место? – послышался еще один голос, и из переулка выплыла некая фигура неясных очертаний. Она была не плотнее тени, но создавалось впечатление, будто она идет, опираясь на трость. Рядом из ниоткуда возникли два – нет, четыре, нет, пять! – огромных чудищ.

Жрец издал сдавленный возглас.

– Гончие Тени! Если бы мой бог видел это!

– Возможно, он сейчас смотрит вашими глазами.

– Нет, едва ли.

Тень приблизилась к Идущему по Граням и его закутанному в хламиду товарищу. С каждым шагом она становилась все плотнее; черная трость ударяла по земле, взметывая облачка пыли. Гончие разошлись в стороны, что-то вынюхивая. Ни к погибшему псу, ни к зверю, лежащему у ног жреца, они не проявляли никакого интереса.

– Убогое? – отозвался тот, что в капюшоне. – Пожалуй, соглашусь, Престол Тени. Своего рода некрополь – поселение для тех, кто больше не нужен. Оно не знает времени и не несет пользы. Таких мест много, и они повсюду.

– Говори за себя, – огрызнулся Престол Тени. – Только посмотрите на нас: собрались и ждем. Ждем . О, будь я из тех, кто соблюдает приличия!.. – Внезапный смешок. – Будь среди нас хоть кто-то приличный!

Гончие разом повернулись и, вздыбив шерсть, уставились вдаль. По главной улице что-то двигалось им навстречу.

– Еще один, – прошептал жрец. – Да, еще один – и последний.

– И это тоже повторится? – спросила женщина.

Ее вдруг охватил страх. Кто-то идет. О боги, кто-то идет!

– Завтра будет так же? Скажите!

– Скорее всего, нет, – помедлив, ответил жрец и перевел взгляд на лежащую в пыли собачью тушу. – Нет. Думаю, что нет.

Со стороны холмов доносились громовые раскаты, из туч сыпались мириады нефритовых стрел. Со стороны улицы послышался грохот массивных колес.

Женщина повернулась на звук.

– Наконец-то, – сказала она с облегчением. – Это за мной.

Когда-то он был чародеем из Крепи, но отчаяние толкнуло его на измену. Аномандру Рейку, впрочем, не было дела ни до отчаяния, ни до других оправданий, которыми сыпали Овраг и ему подобные. Те, кто предал Сына Тьмы, удостоились поцелуя Драгнипура, и где-то в этом вечном мраке посреди сонмища пленников мелькают знакомые лица и глаза, в которые можно заглянуть. Только что в них увидишь?

Ничего, кроме отраженного там собственного отчаяния.

Эти и другие редкие мысли сами по себе не были ни плохими, ни хорошими, однако то, как вольно они приходят и уходят, казалось издевательством. Невесомые, как смех, они в любое мгновение могли упорхнуть под чужие небеса и там резвиться на теплых ветерках. Оврагу и тем, кто его окружает, такое было не под силу. Им оставалась только вязкая слякоть да острые черные камни, врезающиеся в подошвы истоптанных сапог, а еще сырой и душный воздух, грязной пленкой оседающий на коже, как будто весь мир вокруг истекает лихорадочным по́том. В ушах стояли тихие стоны, словно бы доносящиеся издалека, и заглушающий их скрип и скрежет огромного фургона из дерева и бронзы да глухой лязг цепей.

Вперед, только вперед – а буря все ближе, тучи клубятся, отсвечивают серебром и сверкают изломанными железными стрелами. Оттуда – теперь уже беспрестанно – сыплются хлопья пепла, холодные, как снег, только не тают, а взбиваются с грязью в одно труднопроходимое месиво.

От большинства чародеев Оврага отличало крепкое и могучее телосложение. При жизни окружающие мнили его головорезом или разбойником с большой дороги. Лицо у него и вправду массивное, угловатое и довольно жестокое. Он был силачом, но здесь, в темных недрах Драгнипура, когда ты прикован к фургону, это едва ли можно счесть благом.