Мика Ртуть - Ее высочество Аномалия [СИ]

Еще бы как-то успеть встретиться с ней до официальных мероприятий! Вопрос в том, как за оставшиеся до ее прибытия в Суард три дня успеть съездить в Кардалону и замок Наба, разобраться с темными делишками Бастерхази и убедить Ристану оставить брата с сестрой в покое?! А, да, и еще подлечить Тодора, одного вчерашнего сеанса ему надолго не хватит. Какая досада, что в сокровищнице Пхутра нет артефакта, растягивающего сутки втрое! Дайм непременно выпросил бы его в подарок.

Через полчаса Дюбрайн, одетый в шелковый камзол цвета старой бирюзы и с подаренной Ястребенком саблей вместо традиционной шпаги, уже подходил к покоям Ристаны. Что она у себя — он убедился заблаговременно.

— Дайм! — Ристана просияла, увидев его на пороге будуара, и велела затягивающей на ней корсаж фрейлине: — Оставь нас.

Фрейлина молча вышла. А Дайм шагнул к Ристане, вернувшейся к излюбленным ярким платьям. Сегодня на ней было нечто малиновое, изумительно оттеняющее нежную кожу и томные глаза.

— Тебе идет бледность.

— Я так тебе благодарна! Дайм… — Ристана протянула к нему руки.

— И насколько велика твоя благодарность, Тайна? — Дайм назвал ее так, как позволялось только Бастерхази, и с удовлетворением отметил на миг сжавшиеся губы.

Что ж, раньше он предпочитал не видеть ее чувств к темному шеру, сейчас же они были очевидны, как рассвет. И очевидно, как рассвет, было и то, что его собственная вымечтанная любовь растаяла, оставив… пожалуй, немножко грусти и самую малость разочарования.

— О чем ты, Дайм, любовь моя?..

Это прозвучало так фальшиво, что он поморщился.

— О неприятном, Тайна. О твоем брате и твоей сестре.

— Теперь еще и ты будешь призывать меня возлюбить этих?.. — Ее маска хрупкой нежности дала трещину, позволив проглянуть искренней усталости и злости.

— Что, сегодня я не первый глас разума?

— Ах, вокруг столько желающих позаботиться обо мне, — повела обнаженными плечами Ристана и глянула на Дайма искоса. — Отец, Альгредо, Бастерхази, теперь еще и ты. Я тронута.

— Ты серьезно насчет Бастерхази? — Дайм проигнорировал издевку.

— Я серьезно насчет «достаточно», Дайм. Я смирилась и постараюсь сделать все возможное, чтобы мой маленький братик не развалил все, что с таким трудом сделано отцом и мной. Но любить их? Нет.

— Ну и не люби, мне плевать. — Дайм с холодной усмешкой поправил левую перчатку и полюбовался блеском новенького сафьяна, как всегда черного.

— Хоть кто-то не лицемерит. — Ристана вздернула подбородок. — Итак, твоя страсть ко мне остыла, так и не загоревшись. Жаль. Действительно жаль. Но ты пришел не для того, чтобы мне об этом сказать.

— Я пришел сказать, Тайна, что если по твоей милости с Каетано что-нибудь случится, у тебя не будет возможности этому порадоваться.

— О нет, не опускайся до угроз. Это выглядит так… бессильно.

— Никаких угроз, Тайна. Я всего лишь связал твою жизнь с жизнью твоего брата. Умрет он — умрешь и ты.

— Ты не посмеешь! — Она побледнела и оперлась на туалетный столик, уронив с него несколько склянок. — Это противозаконно!

— Знаешь в чем прелесть, Тайна? Доказать мою причастность нереально. Родственные связи такая запутанная и тонкая материя, — покачал головой Дайм и светло улыбнулся. — Да, и вполне возможно, что я пошутил. Ведь я — милый, полезный, но до зевоты правильный и законопослушный светлый шер. Все, что я могу — это читать тебе стихи и ласкать твое самолюбие возвышенными чувствами. Кстати, это было прекрасно. Действительно прекрасно. Тебе отлично удается роль хрупкой лилии, а мне очень нужно было хоть иногда чувствовать себя наивным и милым.

— Ты… ты…

— Я сделаю вид, что понятия не имею о твоем и Бастерхази покушении на Каетано. Не столько в память моей к тебе любви, сколько ради его величества Тодора. Правда его убьет. Ты же знала об этом, Ристана? Знала, что твой отец не переживет смерти сына?

— Я не виновата. — Ее губы побелели и дрожали. — Это Бастерхази, я не…

— Не думала ни о ком, кроме себя. Пожалуй, я ошибся, Бастерхази ты тоже не любишь. Жаль, вы стоите друг друга.

— У… убирайся, — совсем тихо велела Ристана, судорожно сжимая край туалетного столика.

— С удовольствием. Светлого дня, ваше высочество.

Развернувшись на каблуках, Дайм с облегчением покинул душный будуар. И хмыкнул, когда в дверь за его спиной ударилась какая-то склянка. Да хоть бы и столик. Плевать. Главное, пункт номер раз из длинного списка выполнен. Как же становится просто, когда к делу не примешиваются чувства, особенно воображаемые!