Дмитрий Янтарный - Вступление

— Извините, а при чем здесь золото? — цепко ухватился я за это слово, прозвучавшее в довольно странном контексте.

— Золото? — попытался изобразить изумление Алвас, при этом его глаза панически забегали туда-сюда, — какое золото, не понимаю, о чём ты.

— Когда вы говорили о Меридии, то сказали, что золото, оно такое, — настойчиво повторил я, — вы точно не в качестве валюты имели его в виду. О каком конкретно золоте вы говорили, и как оно связано с Меридией?

— Наверное, я оговорился, юноша, — испуганно сказал врач, — ты просто меня не так понял, вот и…

— Да нет, я понял всё правильно, — сказал я, выкладывая единственный козырь, что имелся у меня на руках, с намерением выяснить, что это значит, — как и то, какая во мне Сирень, не так ли?

На доктора было жалко смотреть: из почтенного и равнодушного он превратился в запуганного и чуть ли не забитого.

— Дитрих, прошу вас, сжальтесь над стариком, — умоляюще прошептал он, — если Мизраел узнает об этом разговоре, он мне голову оторвёт.

— Тогда давайте вы расскажете мне об этом, и никто про этот разговор не узнает, я вам даю в том своё слово. А если откажетесь, то после вашего лечения, в процессе которого вы мне чуть всю шкуру на спине не сожгли, — на этом моменте я сделал сердитое лицо, — я пойду прямо к Мизраелу и задам этот вопрос ему. И, уж поверьте мне, он обязательно узнает, с чьей подачи мне вздумалось завести этот разговор.

— Ну, ты истинный носитель Сирени, Дитрих, — хмуро сказал Алвас, — такой же интриган, каким и Гиордом был. Весь замок во главе с Мизраелом больше сотни лет под его дудку плясал.

— Это не тот ответ, на который я рассчитываю, — спокойно ответил я…

Доктор глубоко вздохнул. После чего произнёс:

— Скажи, Дитрих, мог бы ты довериться мне не только, как лекарю тел, но и душ?

— Вы уж меня, конечно, извините, — сдержанно ответил я, — но по первому впечатлению вы с таким заявлением создаёте самый настоящий образ сапожника без сапог.

Впервые за всё время нашей беседы лицо Алваса перекосило от злости. Было видно, что ему очень хочется прямо сейчас свернуть мне шею за такую наглость. Но он всё же нашёл в себе силы погасить гнев и прошептать:

— Верно ведь говорят, правдивая критика ранит больнее всего. Ну да речь не об этом. Можешь ли ты поверить моему богатому и колоссальному опыту длиной не в одну сотню лет и проявить терпение? Ведь Мизраел готовит для тебя величайшую честь, которой когда-либо удостаивался человек. Пусть шанс и ничтожно мал — он всё равно готов попробовать. Беда в том, что для прохождения этого пути не должен всего этого знать. Ты должен пройти этот путь по наитию, слушая лишь голос своей души. Если ты узнаешь обо всём этом сейчас и узнаешь, что потерял — то будешь проклинать меня ещё больше, поверь. Судьба никого не оставляет без награды — тебя за твою храбрость и жертвенность ждёт такой подарок, какого ты и представить себе не можешь. Нужно лишь потерпеть совсем чуть-чуть. Можешь ты мне поверить?

Я молчал. Аметистовое тепло говорило мне, что сейчас не прозвучало ни одного слова лжи. Да и отец всегда учил прислушиваться к советам старых людей: они пожили, они знают. Но как же тяжело устоять! Как будто ты стоишь перед столом, а на нём блюдо, накрытое тканью. И пахнет оно и вкусно, и незнакомо, и достаточно лишь протянуть руку — и ты узнаешь, что там! Однако в этот момент во мне проснулось далёкое эхо сдержанности, которым меня в своё время одарил малахит, хоть я и не смог сразу это расшифровать. Может, действительно стоит потерпеть? Ведь кто умеет ждать, дождётся большего.

— Как бы с таким отношением всю свою жизнь не прождать, — недовольно проворчал внутренний голос. Но всё же уступил моей воле.

— И сколько мне придётся ждать? — спросил я.

— На этот вопрос у меня нет точного ответа. Ибо он таков: когда ты сам будешь к этому готов. А это может случиться уже через неделю. Или через две. Или через месяц. Или через год. Но до такого, думаю, не дойдёт. Два месяца — вот самое большое ожидание. После этого ты точно всё узнаешь. Давай договоримся так: если за два месяца эта тема ни разу не поднимется, ты снова придёшь ко мне, и тогда я отвечу на любые твои вопросы безо всякой утайки.

— Ну, хорошо, — сказал я минуту спустя, — вы меня убедили. Некоторые блюда и в самом деле нужно есть не раньше, чем они будут готовы полностью.

— Разумный выбор, — одобрительно кивнул доктор, — ну а теперь прими это снадобье — и у тебя есть ещё полтора часа, прежде чем придёт Киртулик и примется по косточкам разбирать всё, что сегодня произошло.