Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том второй. Агнес

Уже весь обоз гомонил, все до последнего кашевара уже знали, что что-то происходит. Доспехи из ящика достали, сам полковник, быстро и умело завернулся в стеганку, натянул поверх кольчугу и сел на ящик, а Увалень и Максимилиан стали надевать на него латы.

— Господин, что там? — спрашивал старый сержант, подавая наплечник Максимилиану. — Отчего кутерьма?

— Разъезды не разглядели врага, — спокойно отвечал Волков, подставляя горло под горжет, что надевал на него Увалень. — Враг атаковал нас.

— А как же разъезды-то их проглядели? — недоумевал старый солдат.

Волков, протягивая руку Максимилиану, чтобы тот начал крепить наплечник, глаза скосил на сержанта и сказал тому холодно:

— Не докучай мне сейчас, велено тебе сторожить казну полковую и мой шатер с сундуком, так сторожи.

— Извините, господин, — отвечал сержант.

А Волков протянул другую руку, теперь на нее Максимилиан начал надевать наплечник, а Увалень уже закреплял наголенник у ноги.

Волков ничего не мог сказать сержанту, он и сам не понимал, как разъезды проспали врага. Как такое вообще могло произойти? Ведь он не раз и не два говорил Гренеру о внимании. А тот соглашался, кивал головой, обещал, что все сам будет лично проверять, что недосмотра не будет. И вот тебе… Кавалеристы не рассмотрели рыцарей и колонну врага в тысячу человек! Сам Гренер переправился на тот берег и исчез. Что там с ним стало?

Волкову не терпелось самому быть на месте. Скорее, скорее, господа оруженосцы. Но подгонять Максимилиана и Александра смысла не было, они и так все делали быстро. И вскоре он был готов:

— Шлем пока надевать не буду, пусть будет у вас, Александр, — произнес полковник, завязывая тесемки подшлемника, — коня мне.

Задолго до того, как подъехали к Бродам, стали они слышать стрельбу. Стреляли часто, россыпи легких хлопков аркебуз мешались с гулкими выстрелами мушкетов. Им на встречу быстро ехали телеги, из первой телеги свисали руки, рядом скорым шагом шел человек в кожаном фартуке. Волков его узнал, то был один из лекарей, которых он нанял. Кавалер остановил коня:

— Шлем!

Здесь все уже и начиналось, телеги из обоза быстро уезжали обратно на запад, уже здесь резко пахло порохом. А грохот от пальбы стоял такой, что иной раз перекрывал другие звуки. Дальше без шлема было ехать опасно. Нельзя допустить, чтобы первый офицер в начале сражения получил арбалетный болт в голову.

Увалень со шлемом управился быстро. Волков заметил, сам Александр из брони почти ничего не надел. Для стеганки днем было жарко, так что на молодом человеке была лишь кираса и шлем. Как шлем был закреплен, Волков погнал коня на шум боя, навстречу обозным телегам, что спешили убраться от битвы подальше и раненым, что могли идти сами.

Карл Брюнхвальд увел свою роту с того места, где Волков его оставил, шагов на двести вперед. Там шел обычный бой. В самом узком месте дороги две части уперлись друг в друга пиками и копьями, встали. Потерявшие Бога мужики, их было человек на сто больше и построены они были в пять рядов, пытались смять и опрокинуть людей капитана-лейтенанта. Первая же рота его полка, конечно, не уступала. Брюнхвальд построил своих людей в четыре ряда, растянул их до от оврага и до перелеска, которым порос берег реки, но несмотря на то, что мужичья было больше и мужичье рьяно наваливалось, рота ни на шаг не отходила, как будто ногами вросла в землю. Бой шел по всем правилам, без лишнего шума, кричали только раненые, хрипели умирающие. Было слышно, как от напряжения звонко лопаются древки пик, как алебарда бьет кого-то по шлему. Ну, и как положено, окрики сержантов и ротмистров слышались с обеих сторон. Сразу за рядами солдат, в шагах двадцати, были уложены мертвые и раненые, два солдата тащили к ним еще одного. Волкову одного взгляда хватило — три десятка, не меньше.

Сам Брюнхвальд сидел на пригорке, а два солдата обматывали ему ногу выше колена, белая тряпка, которой они бинтовали ногу своего капитана, была уже наполовину красна. Но сам капитан-лейтенант, несмотря на ранение, из схватки не выпал, он пытался привстать и орал зычно одному из сержантов:

— Шлиман, Шлиман, не давай им заминать свой фланг. Возьми себе пять человек из последней линии.

Тут же с ним был один из братьев Фейлингов, младший, которого звали Курт. Вид у мальчишки был, ну, если не перепуганный, то ошарашенный. Он сидел на коне подле капитана и держал знамя. Он первый увидал Волкова и радостно, словно у него от сердца отлегло, звонко крикнул: