Джон Фланаган - Руины Горлана

— Я горжусь им, — наконец сказал он, и Холт согласно кивнул:

— Это безусловно.

Учитель произнес это как-то странно, заставив Уилла запнуться в сомнении. Холт не просто соглашался из вежливости. Уилл быстро к нему повернулся:

— Вы его знали, Холт? Вы знали моего отца?

В глазах мальчика горел свет надежды, взывая к правде, и рейнджер хладнокровно кивнул:

— Да. Я его знал. Недолго, но хорошо. И ты прав. Ты можешь им гордиться.

— Он был могучим воином, правда? — чуть не кричал Уилл.

— Он был ратником, — согласился Холт, — и храбрецом.

— Я так и знал! — радостно воскликнул Уилл. — Он был великолепен!

— Бравым сержантом, — добавил Холт.

Уилл так и застыл с открытым ртом. Наконец, преодолев замешательство, он сумел выговорить:

— Сержантом?..

Холт кивнул. Он увидел разочарование в глазах Уилла и обнял его за плечи:

— Не суди о качествах человека по его сословному положению, Уилл. Твой отец, Дэниел, был верным и храбрым ратником. Он не имел возможности закончить ратную школу, потому что был крестьянином. Но будь у него эта возможность, он стал бы одним из самых доблестных рыцарей.

— Но он… — начал было мальчик уныло.

Рейнджер прервал его, продолжая рассказ все тем же мягким, полным симпатии, приковывающим внимание тоном:

— Не связанный рыцарскими обетами, не имея особой выучки, он своей жизнью оправдал высокие идеалы рыцарства, благородства и отваги. На самом деле это было через несколько дней после битвы при Хекхэм-Хис, когда Моргарат и уорголы прокладывали себе путь назад к Перевалу Трех Ступеней. Их внезапная контратака застигла нас врасплох, и твой отец увидел, как одного из товарищей окружила орда этих чудовищ. Его повалили наземь и через секунду порубили бы на куски, если бы твой отец не вмешался.

В глазах Уилла снова горел огонек.

— И он вмешался?.. — произнес Уилл, и Холт кивнул:

— Вмешался. Не побоялся. Он ринулся вперед, вооруженный одним копьем. Закрыл собой раненого товарища, защищая его от уорголов. Сразил одного копьем, потом другой уоргол снес наконечник копья, оставив в руках Дэниела одно древко. Тогда он стал орудовать копьем как дубиной и прибил еще двух — влево, вправо! Таким вот образом! — Холт резко выбросил руку влево-вправо, показывая как именно.

Уилл теперь не сводил с учителя напряженного взгляда, представляя весь бой в красках.

— Потом его ранили, когда древко переломилось при следующей атаке. Большинство с такой бы раной уже не встали. А он просто взялся за меч одного из убитых им уорголов и уложил еще троих, истекая кровью.

— Еще троих? — переспросил Уилл.

— Троих. Он двигался со стремительностью леопарда. И не забудь — он не был обучен обращаться с мечом.

Холт ненадолго умолк, вспоминая тот день в давнем прошлом.

— Ты знаешь, конечно, что уорголы почти не знают страха? Их называют «безмозглые», и, раз вступив в дело, они почти всегда идут до конца. Почти всегда. Это был один из немногих случаев, когда я видел их страх. Твой отец, все еще прикрывая собой раненого товарища, рубился, обороняясь от них справа и слева, — и уорголы стали пятиться. Сначала медленно. Потом побежали. Просто повернулись и побежали.

Больше я никогда не встречал человека, ни рыцаря, ни могучего воина, кто бы мог обратить уорголов в бегство, нагнав на них страху. Твой отец смог. Пусть он и был сержант, Уилл, но он — настоящий воин. Когда уорголы отступили, он упал на одно колено возле раненого, все еще стремясь прикрыть его, как щитом, хотя знал, что умирает. На его теле было множество ран, но смертельной была первая.

— А его друга спасли? — пискнул Уилл тонким голосом.

— Его друга? — Холт выглядел чуть озадаченным.

— Человека, которого он защищал. Он выжил? — Уиллу казалось, что было бы трагедией, если бы мужественный поступок его отца был напрасен.

— Они не были друзьями, — произнес Холт. — Вплоть до того момента он в глаза не видал того, второго. — Затем, помолчав, он добавил: — Ни я — его.

Значение последних трех слов наконец дошло до сознания Уилла.

— Вы? — прошептал он. — Вы тот человек, которого спас мой отец?

Холт кивнул:

— Как и сказал, я знал его лишь краткие минуты. Но он сделал для меня больше, чем любой другой человек до или после. Умирая, он сказал, что у него есть жена и, одна-одинешенька в доме, со дня на день она должна разрешиться от бремени. И наказал мне не бросать ее на произвол судьбы.

Уилл не отрываясь смотрел в сумрачное лицо учителя, которое стало таким родным. Воспоминание о том дне наполняло Холта глубокой печалью.