Евгений Щепетнов - Диана. Найденыш

— Это мать с дочерью! — хохотнул сосед и подмигнул — Хороша наша лекарка, да?

— А она еще и лекарка?! — вытаращил глаза тот.

— Ха-ха-ха! — громогласно захохотал кряжистый лесоруб справа, слышавший разговор — Еще, понимаешь ли! Да она недавно руку парню прирастила! А ты говоришь — еще! Она магистр, не меньше! А то и выше! Еще! Ха ха ха!

За криками сразу и не заметили, как в огромный длинный шатер вбежал мужчина и попытался что-то сказать, но его никто не слышал. Тогда он пробрался вперед, к лекарке, и начал что-то горячо говорить, размахивая руками и показывая назад, туда, откуда прибежал. Улыбка сползла с губ лекарки и она подняла руку, призывая людей к тишине. Гомон и крики как по волшебству сразу стихли.

— Люди! Этот человек говорит, что в трактире тяжело порезали молодого парня. Простите, но я лекарка и не могу оставить человека в беде. Я должна уходить. Жаль, что мы вам так мало спели, но ведь не последний день живем, правда же? Да и праздник будет длиться еще завтрашний день. Завтра я приду к вам и спою! Договорились?

Кто-то засвистел, кто-то разочарованно застонал — все веселье перебили! Как обычно людям было наплевать на беду других людей. Порезали? Его проблемы! Наказания без вины не бывает! Значит, сам навыеживался, раз получил ножик в брюхо. Или по морде. Обычно — в брюхо, потому что оно большое и мягкое. И спьяну легко попасть.

Девушка и девочка легко спрыгнули с помоста, который в общине специально для этого случая и сколотили, и уже быстрым шагом, почти бегом понеслись по улице туда, где на взгорке пыхтел и рассыпал искры своей закопченной трубой местный трактир.

Шатры ставились для праздников, на время, а трактир — он вечен. Как лесоруб не может без выпивки, так село не может жить без трактира, который является не только местом, где можно выпить кружку пива или стаканчик хлебного вина, но и клубом, в котором узнают все последние новости и встречаются с друзьями, которых в иное время может бы и не встретил. Все заняты домашними делами, хозяйством, работой, и бродить по гостям нет лишнего времени и желания.

— Хага меня звать! — задыхаясь бежал следом кряжистый низкорослый лесоруб — Это твой купчишка его порезал! Кишки выпустил!

— Какой купчишка?! — Уна едва не упала, споткнувшись о замерзшее конское дерьмо — ты о чем?

— Ну твой, которого ты прогнала! — хрипло просипел лесоруб, едва удерживаясь на ногах то ли от усталости, то ли от выпитого вина — Он в трактир пришел, стал про тебя рассказывать, какая ты плохая! И как ты с ним в постели кувыркалась! А Нулан услышал, и стал его бить! Он в тебя влюблен!

— Кто, купец?! — не поняла, скривилась Уна, переходя на бег и хватая Диану за руку.

— Да нет же, Нулан! — прокаркал вслед понемногу отстающий Хага — Нулан в тебя влюблен! А он парень горячий, и кулачищи как два моих, и он врезал! А тот не будь дураком — достал нож и выпотрошил парня! И тот теперь доходит! А может и уже дошел!

Прохожие оглядывались на странную группу — впереди бежала лекарка, держа за руку свою дочку, рядом с ними задрав хвост несся огромный черный кот — он обычно сидел на плече девчонки, когда она (редко) выходила из дома, а за ними бежал задыхающийся, держащийся за грудь низенький широкоплечий лесоруб, который отхаркивался и плевал, но упорно бежал следом, явно куда-то их сопровождая.

Когда они добежали и вошли в трактир (кот тут же запрыгнул на плечо девочки), там уже были сам Глава и трое мужиков из «праздничной стражи» — так называли тех селян, которым на время массовых мероприятий поручали надзор за соблюдением порядка. Та же стража, с теми же полномочиями, только из числа общинников, можно сказать — на добровольных началах. Это обычно были самые крепкие и ловкие мужики, вооруженные дубинками и ножами, с повязками на плече — чтобы отличаться от остальной массы народа. И горе тому, кто осмеливался им противоречить или хуже того — дать стражникам отпор. Если они не справлялись сами — били в колокол, и со всех сторон сбегалась подмога из здешних селян, вооруженных дубинами, топорами, всем, чем им вздумалось. И для нарушителей начинались большие, очень большие проблемы.

Община имела право карать — вплоть до смертной казни. Хотя вообще-то это бывало очень редко. Впрочем — и случаев смертоубийства в общине не было уже очень давно — даже и не припомнить — когда именно было. Мордобой — да! Поножовщина — сколько угодно. Изнасилования были. А вот чтобы кто-то умер после мордобоя или поножовщины — этот случай из ряда вон выходящий. Пить — пей, драться — дерись, но меру свою знай!