Константин Соловьев - Холера

— И ты хочешь…

Ланцетта нетерпеливо тряхнула грязными волосами, отродясь не знавшими ни лент, ни заколок.

— Разбудить демона. Котельной давно нет, но того, что осталось в фундаменте над нами, должно хватить, чтобы ебанный муравейник сфексов тряхнуло как при землетрясении. Черт возьми, это заставит их побегать, а?

Холера заколебалась. Расчет был как будто верен. Уж она-то знала, в какую панику впадают муравьи, чье жилище разоряют. Принимаются беспорядочно бегать из одного отсека в другой, лихорадочно крепить своды, утаскивать добро… Едва ли кто-то из них останется караулить выход. Но…

Ей показалось, что в тишине подземного царства она слышит голос, сухой и крошащийся, точно это сфекс нашептывал ей на ухо своими скрипучими губами.

У тебя мало сил, крошка Холера, сказал голос. Ты уже не раз безоглядно использовала их сегодня, а ведь твои силы не бьющий из скалы ключ, скорее, лужица застоявшейся воды, из которой нельзя бесконечно черпать. Твои силы не принадлежат тебе, они дарованы тебе губернатором Марбаса и скорее яблони Броккенбурга начнут плодоносить человеческими носами, чем он подарит тебе хоть толику. Ты знаешь, что такое ярость демона. Не та, которая происходит на сцене, сопровождаемая фальшивыми молниями и искрами бенгальских огней. Настоящая, от которой съеживается плоть и чернеет обожженная кожа. Ты в самом деле хочешь раздразнить спящего демона, имея жалкие остатки сил, имея за спиной в качестве опоры человека, который мечтает носить твое ухо вместо кулона?..

Холера стиснула зубы. У нее было много грехов, о большей части которых она была прекрасно осведомлена, находя некоторые оригинальными и забавными. Но в чем ее никогда не могли упрекнуть даже недруги, так это в отсутствии здравомыслия.

Холера несколько раз коротко выдохнула через нос, как делают бегуны перед броском на длинную дистанцию. Ее снова ждала погоня, такая же изматывающая как предыдущие, но в этот раз, возможно, чертовски более короткая.

— Когда мы начинаем? — только и спросила она.

— Когда хочешь. Я начала две минуты назад.

Когда-то у них дома был нагревательный котел. Холера вспомнила об этом, встряхивая руки и комкая до хруста пальцы, чтоб приготовить их к работе.

Купленный отцом за три талера медный бочонок с трубой, покрытый вязью сигилов, которые ей, крохе, казались таинственными древними письменами. Внутри котла жил демон, маломощный и медлительный, чьего имени она уже никогда не узнает. Вздыхая, бормоча и кашляя, он с натугой разогревал воду, часто обильно окрашивая ее ржавчиной, после чего еще долго остывал, скрипя как несмазанная телега.

Его теплые медные бока было так приятно обнимать, что Холера, просыпаясь с рассветом от злых завываний ветра в печной трубе, подолгу приникала к нему прямо в своей застиранной рубашонке, блаженно закрывая глаза. Родители только посмеивались — сама крохотная, не больше котла, она в такие моменты походила на маленького ищущего тепла котенка. Но ее привлекало не только тепло.

За толстой медной оболочкой она ощущала неясный гул, тревожный, но в то же время приятный, как музыка, сыгранная не на человеческих инструментах и в противоестественной для человеческого уха гармонике, но оттого не менее завораживающая. Слушая гул запертого в котле демона, можно было на пять минуточек забыть о том, что ее ждет сырая, пахнущая разворошенной могилой, пашня, не доенные козы, груды омерзительно смердящей колющей пальцы шерсти, которым только предстояло сделаться пряжей…

Отец посмеивался над ней в такие минуты и даже позволял посидеть в обнимку с котлом немного дольше, чем полагалось, прежде чем заняться своими обязанностями по дому.

А потом котел сломался. Стал издавать грубое ворчание вместо привычных звуков и совсем перестал греть воду, превращая ее вместо этого то в мочу, то в уксус. Напрасно Холера гладила его по медному боку, пытаясь помочь запертому внутри существу, чей голос ей был знаком с пелёнок и которого она привыкла считать частью семьи. Она не умела этого делать, даже если бы смогла разобрать его жалобы. Большое и могущественное, оно было слишком сложно устроено для такой крохи.

Отец ворчал несколько дней, шепотом кляня адских владык, но поделать ничего не мог и оттого злился еще больше. В городе водилось немало ворожеев, от почтенных нумерологов в их чопорных мантиях до пропахших мертвечиной спиритуалистов, от суетливых телегонистов с повадками сводников до рассеянных аломантов. В городе ничего не стоило найти толкового специалиста по Гоэтии, но отец понимал то, что не понимала крошка Холера, отчаянно пытающаяся своим дыханием согреть медный бок умирающего демона. Даже самый паршивый демонолог с императорским патентом в кармане возьмет с них по меньшей мере два гульдена, а то и целый талер. Стоимость трех скирд сена или половины новенького плуга. И это по весне, когда каждая медяшка на счету!