Александра Гринберг - Гроза в Инферно [publisher - SelfPub]

– Я не стану собственностью Дома Шамрэтеар, – заявила она как могла уверенно. – Ни через три недели, ни через три тысячи лет. Никогда. Если это значит, что отныне нога моя не ступит в Инферно… Что ж, я постараюсь как-то это пережить.

«С превеликим, чтоб вас всех, удовольствием».

– Кори, но это ведь не только ты решаешь…

– Я там вообще ничего не решаю. Ничего, мама! Рогами не вышла! Потому и сделала так, чтобы за меня не решили хотя бы это.

Повисло тяжёлое молчание. Спустя пяток ужасно долгих секунд её мать наконец обронила тихо, с непривычным холодом:

– Что ты сделала?

– Мне кажется, ты уже сама догадалась.

Кори поднесла к связующему зеркалу свой помолвочный браслет. Выждав, пока матушка налюбуется, швырнула ныне бесполезную побрякушку на стол и вызывающе вскинула голову.

– А мне казалось, я лучше тебя воспитала.

Услышанное отдалось в груди неожиданно острой болью. А ведь ей казалось, она и не к такому готова. Мало ли гадостей она слышал от адских сестричек и вельможного батюшки?..

Но не от матери. Никогда. С ней они всегда были очень близки, оттого-то ей так легко удалось ранить Кори.

– Решила рассказать мне, какая я подлая и неблагодарная потаскуха, попорченная и никчёмная? – желчно изумилась она. – Думала, оставишь эту почётную обязанность своему драгоценному мужу. Даже и не знаю: он обрадуется, что никогда больше меня не увидит – или расстроится, что не удалось выгодно сбыть меня с рук? Ему бы зваться не Великим Оружейником, а разводящей у шлюх!

– Кори, как ты можешь? Он твой отец!

– И я годами молила богов, чтобы он им не был! – выкрикнула Кори, вконец озверев от ярости и обиды. – Мой отец продал меня, как скотину, и мне пришлось разбираться с этим самой. Уж простите, как сумела. Но ты, моя мать… ты ничего, ничего с этим не сделала! Да ты вообще годишься на что-то, кроме как греть койку своему господину и рожать ему слабых детей?!

Мстительное удовольствие внутри разливалось недолго. Оно тут же сменилось душным чувством вины, когда мама заплакала, сдавленно всхлипывая и буквально на глазах краснея – густо и ярко, некрасивыми пятнами, как это бывает у рыжеволосых.

– Я ведь не то имела в виду, – кое-как выдавила она, судорожно проведя ладонью по мокрому лицу. – Для меня ты вовсе не подлая и неблагодарная, просто… Ох, Кори, я люблю тебя, я очень тебя люблю. Клянусь, я делала для тебя всё, что было в моих силах. Но пойми же, милая, я не могу думать только о тебе! Твой поступок коснётся всего Дома, ты должна это понимать. Что будет с твоим отцом, с братьями и сёстрами, с их матерями?

Хотела бы Кори сказать, что её это безразлично… Да только это не так. Папаша, может, и получит по заслугам, но остальные не виноваты. И не все они могут защитить себя от гнева Воителей. Малыш Ирис вовсе окажется беззащитен, случись что с их батюшкой-мерзавцем.

Именно поэтому придётся сказать всю правду.

– Драгоценной чести вашего Дома ничто не угрожает. Я проклята, мама. А Проклятье незыблемо.

Снова наступило молчание – на сей раз скорее изумлённое.

– Разве не этого ты так боялась? – осторожно начала мама. – Принадлежать кому-то…

– Этого, – согласилась Кори, поёжившись. – И мне всё ещё страшно до дрожи. Но Проклятье хотя бы связало меня с тем, кого я сама выбрала…

…с её Тео, принадлежать которому, может, и страшно, но больше всё-таки приятно. Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно. Что это не кошмар наяву, а вполне себе счастье – принадлежать кому-то, кто сам точно так же хочет принадлежать тебе.

– Так, значит, ты законно освободишься от притязаний Второго Дома?

– Да.

– И ты… счастлива?

– Определённо.

– Хорошо. Тогда и я рада, а остальное не так важно, – её заплаканное лицо наконец-то оживилось улыбкой – которая тут же немного притухла. – Но на слово Воитель не поверит, ты и сама это понимаешь…

Кори чуть нахмурилась и кивнула, показывая, что очень даже понимает.

– Пусть отец скажет Воителю, что я прибуду в первый день месяца Коэлис и пролью кровь в Горнило. Если захочет, может присутствовать лично.

– Кори, милая, они наверняка потребуют, чтобы ты и тот мальчик прибыли вместе.

«Через мой труп!» – свирепо подумала она, стиснув кулаки едва не до хруста.

– Они не вправе требовать его присутствия. Либо я буду одна, либо пусть катятся в геенну, – отрезала она и скрестила руки на груди, всем видом показывая, что уступать не намерена. – Мне пора, мама. И прости меня. Я зря была с тобой груба и знаю, что ты делала для меня столько, сколько могла.