Виктория Форестер - Мальчик, который знал всё [litres]

– Обжора? – медленно, словно пробуя слово на вкус, повторила Пайпер.

– Ну да. Он ест энергию. Но не любая энергия одинакова. Горе и страдание выделяют массу энергии, которая сохраняет ему молодость. Чем больше он ест этой энергии, тем дольше остаётся молодым.

– Боже мой, – выдохнул Конрад. – То есть он как бы вампир?

– Таков его дар, – кивнула старуха. – А без этой энергии Макс очень быстро увянет и умрёт.

– А вы, значит, единственная, кому это известно, и потому он держит вас здесь, заставляя страдать, так? – моментально сделал вывод Конрад.

– Моими страданиями он тоже подкармливается, конечно, но я здесь не для этого. Он держит меня тут потому, что я уничтожила бы его, будь у меня такая возможность. – Старуха сказала об этом совершенно спокойно, без злобы, и от этого её слова прозвучали ещё более зловеще. От них мороз по коже пробирал.

Пайпер задумалась о том, цепь каких роковых событий могла привести эту женщину к такому вот концу.

– Скажите, что с вами произошло?

Искренность, с которой задала свой вопрос Пайпер, растопила сердце старой женщины, и она ответила, тяжело вздохнув:

– Давно это было. Я стараюсь как можно меньше думать об этом. – Она задумалась, ушла в свои мысли.

Конрад видел, чувствовал, что старуха, в принципе, готова заговорить, и осторожно спросил:

– Скажите для начала, как вы узнали о том, что Макс… обжора?

– Узнала потому, что нарушила закон. И потому, что я его жена.

– Когда я познакомилась с Максом, мне было восемнадцать. Я была робкой восторженной девушкой. Макс удивил меня тем, что, казалось, всё знал обо мне, но позднее выяснилось, что ему вообще всё обо всём известно. Он рассказывал мне, что побывал на Луне. На Луне, представляете? «Там, вообще-то, смотреть особо не на что, – говорил он мне про Луну. – Только разве что на Землю. Ну, и ещё очень прикольно там подпрыгивать, потому что весишь там в шесть раз меньше!»

Старая женщина понемногу разговорилась, всё глубже погружаясь в мир своих воспоминаний.

– Моя мама говорила мне, что я очень красивая. Что я похожа на сверкающую звезду, потому она мне и имя такое выбрала – Старр. Когда я была ещё совсем маленькой, у меня открылся дар читать чужие воспоминания. Мама говорила мне, что такие, как я, хранители воспоминаний – большая редкость. Ещё говорила, что моим главным занятием в жизни станет собирать воспоминания, которые захотят предложить мне люди, и сохранять их. И я всё делала, как она предсказывала. Поглощала воспоминания взрослых и пожилых людей. Проглатывала воспоминания рассказчиков и сказителей. Хранила любые воспоминания, которые мне предлагали. Я была до краёв наполнена воспоминаниями. Макс начал навещать меня, но я не сразу обратила внимание, что делал он это всегда в такое время, когда рядом со мной никого не было. Говорил мне, что страшно занят своими делами, однако на самом деле он всегда любил оставаться в тени. Правда же заключается в том, что Макс… Непростая это правда, поверьте.

Старая женщина на какое-то время замолчала. Пайпер и Конрад терпеливо ждали, когда она продолжит.

– Он был таким загадочным, волнующим. Неожиданным… Одним словом, я без памяти влюбилась в него. А Макс меня никогда не любил, нет. Теперь я это знаю, но тогда… Тогда я верила, что он меня любит. А ещё верила в то, что он бессмертен. Честно говоря, Макс никогда мне не говорил вот так прямо, что любит меня. И что он бессмертный – тоже не говорил. Скорее всё так, намёками. Знаете, Макс – он такой, умеет направить ваши мысли, куда ему надо, а затем как бы позволяет вам верить в то, во что вы уже поверили. Непросто всё с ним, я же говорила… Однажды на заре мы с Максом поженились. Никого, кроме нас, при этом не было, и никто о нашем браке знать не должен был. Тайна! Меня охватывал восторг оттого, что я владею тайной! Вообще-то, держать что-то в тайне в Ксантии не принято, и от этого обладание тайной становилось для меня ещё более сладким и волнующим. Когда же я забеременела, Макс сказал, чтобы я пошла к старейшинам и объяснила им, что мой ребёнок – особенный. Я сделала, как он сказал. Старейшины, как ни странно, ничуть не удивились. Именно тогда я узнала, что такое случилось не в первый раз, что в истории Ксантии уже были другие особенные дети. Конечно, случалось такое нечасто, и о таких детях никто никому не рассказывал. После этого Макс исчез и больше не вернулся, даже когда родился наш ребёнок – и то не вернулся. А у меня появился малютка мальчик, и я назвала его Питером. Он был… да, необыкновенным, с удивительно чистым и добрым сердцем. Он всегда был приветлив, всегда искал, кому бы помочь, кому бы доставить радость. С Питером я была счастлива и даже думать забыла про Макса. По мере того как Питер рос, он всё больше беспокоился о своём даре. Мне казалось, что у него очень сильный, прекрасный дар делать людей счастливыми, утешать их, когда они в печали. Казалось, он умел вкладывать людям в головы свои добрые мысли. Я видела, как крепнет дар Питера, но настал день, когда он, этот дар, внезапно исчез и мой сын всё чаще начал приходить в замешательство, а порой даже в ярость. Питеру давно уже исполнилось одиннадцать, всего через неделю должно было состояться его прославление. И вот тогда мне вдруг объявили, что Питер, поскольку у него нет дара, должен будет исчезнуть, что его отправят во внешний мир. Я мысленно поклялась, что ни за что не допущу этого. И подняла такой шум, что даже Максу пришлось вернуться. Он был очень зол, называл меня неблагодарной, говорил, что Питер не только мой, но и его сын, а значит, он может поступить с ним так, как захочет. Меня слушать Макс совершенно не желал. Я сердилась на него, была в ярости и сделала то, что в Ксантии до меня ещё никто и никогда не делал. Я совершила преступление и использовала свой дар с дурными намерениями – вот что я сделала. Макс не предлагал мне своих воспоминаний – я сама взяла их у него, без разрешения. И я всё увидела.