Слово взял Максим Ковалевич, и я оторвалась от Булатова, во все уши слушая своего любимого мастера. Максим говорил негромким голосом о том, что лучшие традиции прошлых эпох не стоит огульно отбрасывать, они с нами, они за нашей спиной, и мы должны творчески их преобразовывать!
Люди зашумели, раздались жидкие аплодисменты.
— Браво! — закричал, пробиваясь через толпу худой, плохо одетый человек с длинными волосами, в плаще. Он был явно нетрезв.
— Это ещё кто? — пренебрежительно спросил Котов.
— Это поэт Жора Аггелов… Как всегда, пьян, — промолвил Булатов.
— Какое безобразие! — громко возмутился Верлада, блестя гневными глазами на Аггелова. — Позвать милицию и выволочь этого типа отсюда!
— Не надо! — громко сказал Георгий Алёшин. — Жора Аггелов — наш талисман!
— Он всегда ведет себя прилично, никогда не перебирает меру. Да и без него скучно, — добавил Булатов.
Жора Аггелов ещё пару раз воскликнул что-то непонятное и затерялся в толпе, пошедшей по залам.
Когда мы подходили к тому месту, где была выставлена «Гера» Максима Ковалевича, Верлада догнал меня, взяв под руку, прошептал:
— А мы ведь с вами теперь соседи, дорогая Гера Леонидовна?
— Соседи? Что-то не пойму…, - удивилась я, улавливая какое-то коварство.
— Власти приняли решение — передать мне комнаты покойного Братуся, — улыбнулся хитроватой улыбкой Верлада. — И, кстати, вашу комнату тоже…Но вы не печальтесь, я вас не прогоню! Я уверен, что мы поладим, договоримся.
Я была неприятно шокирована. В это трудно было поверить! В один миг я лишилась дома! Жить в приживалках? Да ещё и с этим неприятным мне человеком в клетчатом пиджаке и в железных очках! Пусть он даже и отличный мастер своего дела, и хороший знакомый моего Максима! Нет, увольте!
Все эти горькие размышления и переживания отразились на моём лице, что Верлада несколько отпрянул. Я настолько была отвлечена, что даже не сразу сообразила, что Максим уже рассказал о картине и объявил, что модель находится здесь.
Все расступились и зааплодировали, а Жора Аггелов подошёл и заикаясь сказал:
— Здорово! Я оч-чень рад! Вы т-так п-прекрасны!
Кто-то просил увести его, но я остановила и дала знак продолжать говорить. Я пристально смотрела на него, мне так хотелось помочь несчастному поэту, что под моим воздействием остатки алкоголя из него выветрились. Он всё чётче стал говорить, перестал заикаться.
— Р-работа выполнена в античных канонах и п-прославляет красоту… В нашем стремлении создать н-новое искусство, нам важно не выплеснуть ребёнка из к-купели. Мы должны помнить о пластике и образах греков…
Последние слова Жоры заглушил недовольный шум.
— Что он говорит?
— Вы прославляете фундаментальное старьё!
— Так мы с места не сдвинемся!
Жоре не дали сказать, оттеснив его вглубь толпы.
И тут все горести и трудности последнего времени выплеснулись у меня разом.
— Да как вы смеете! Вы мните себя образованными и культурными людьми, а ведёте себя как невоспитанная толпа где-нибудь на рынке! — воскликнула я, теряя контроль над собой.
— Да она оправдывает язычество…
Я в отчаянии посмотрела на растерянного Максима.
Тот в исступлении крикнул:
— Да раскройте вы свои сердца и души! Может тогда вас тронет красота!
— Всё это уже устарело! Кому нужна ваша древность!
Я глянула на подошедшего Штенберга умоляюще.
И это сыграло свою роль.
Он поднял руку, и все затихли. Авторитет его был непререкаем.
— Товарищи, не забываем о той высокой оценке, которую дал древнегреческому искусству Маркс. В частности, он писал: «Почему детство человеческого общества там, где оно развилось всего прекраснее, не должно обладать для нас вечной прелестью, как никогда не повторяющаяся ступень?» И это святые слова, товарищи, это руководство к действию! Мы не говорим, что опираясь на прошлое, мы творим будущее. Мы утверждаем — опираясь на лучшее прошлое, мы создаём замечательное и великое будущее! Так что — принимаем с открытым сердцем!
Грянули аплодисменты.
Попросил слова писатель Алёшин:
— А мне нравится эта картина! Она отражает идеал женщины. Тот идеал — очаровательной и одновременной сильной женщины, который так нужен новому обществу. А без идеалов общество не построишь!
Слова писателя понравились, даже кто-то крикнул «браво!»
После аплодисментов Алёшину вся толпа двинулась дальше.
***
Торжественный ужин состоялся поздним вечером на даче Штенберга.
Читать дальше