Юрий Ижевчанин - Книга 3. Южный мир [СИ]

Затем Ириньисса спела свою песню о далёком возлюбленном. Тут из зала мужчин донеслось сначала пение графа Ликарина, а затем бас царя Ашинатогла, переложившего песню Ликарина о рабе царствующем на агашский. Это послужило сигналом к началу взаимных визитов и танцев.

Мужчины тем временем, как обычно на пиру, пытались решить некоторые политические или торговые вопросы. Цари быстро договорились, что недалеко от порта в Дилосаре будет агашский квартал, где агашцы смогут жить по своим обычаям и судиться между собой по своим законам. Сразу же к Атару подступили князья-горцы, стремясь добиться того же, но царь отшутился, поскольку место для агашцев он, на самом деле, уже присмотрел и предусмотрел, а здесь надо было ещё подумать. Впрочем, соглашение об агашском квартале требовалось подробно обсудить в более подходящей обстановке. Время для этого было: Ашинатогл не собирался уезжать по крайней мере ещё дней десять. Хан Чюрююль тоже доволен: завтра пуников торжественно примут в союз. А о том, что сначала надо было бы согласовать все условия, он по степной простоте не подумал: ведь ему гарантировали, что степняки будут иметь полный почёт и равноправие с другими членами союза (правда, не оговорив при этом, со старшими или же с младшими).

Хан тораканов Улугай получил на пиру место не гостя, а полководца армии: он вместе с тремя своими беками нёс почётный караул около стола высшей знати. Им иногда подносили лучшие вина и изысканные блюда, но понемногу. Четыре степняка выглядели эффектно: они действительно были богатырями и красавцами. В честь своей победы царь Атар попросил лучших мастеров сковать им лёгкие парадные доспехи и подарил шёлковые халаты, а Улугаю халат из шерстяного шёлка, на Юг попадавшего исключительно редко. На халатах была вышита эмблема тораканов: лис, поймавший волка, а выше маленькая эмблема Лиговайи: мужчина с мечом и женщина с лютней. У беков шитьё было серебром, а у хана — золотом и жемчугом.

Среди веселящихся горцы выделялись громкими голосами и размашистыми жестами, агашцы какой-то растерянностью и порывистостью, а старки и степняки — естественным и спокойным поведением. Глядя на празднующих, Ашинатогл с некоторой ехидцей спросил своего названного брата:

— Ты, наверно, всю лучшую знать вывез из Империи?

— Нет, брат. Знатью в Империи были лишь я и барон Таррисань, Убийца Ханов. Просто все наши граждане ведут себя как знать, потому что с детства и даже с утробы матери учатся чести, достоинству и правилам поведения.

— Интересно! Ещё с утробы матери! Когда беременность уже невозможно скрывать, вы начинаете учить ребёнка?

— Это у вас на Юге беременность считается нечистым и постыдным состоянием женщины. У нас затяжелевшим, наоборот, оказывается уважение и почёт. Поэтому женщина как можно быстрее объявляет о своей беременности, и немедленно ребёнка представляют отцу и семье, пытаясь объяснить ему положение его семьи. А принца или сына владетеля, как ты догадываешься, брат, ещё в утробе матери представляют подданным.

— Интересные у вас обычаи! Кое-что я бы взял для своих людей, точнее, для знати. Представить сына ещё в утробе матери как будущего властителя — это замечательно!

— Да. А мастер представляет сыну свою мастерскую и подмастерий. Крестьянин — свою землю. Купец — свою лавку и свои товары.

— А вор — свои отмычки? — с хохотом уточнил Ашинатогл.

— Всё верно! Ведь воры всегда были, есть и будут, и чаще всего сын вора станет тоже вором. Пусть уж лучше он с детства впитает правила чести этой бесчестной профессии, чем станет беспредельщиком, не признающим никаких норм и законов.

— Я чувствую, что так вы из воров скоро выведете что-то необычное, как из шлюх вывели своих гетер и художниц.

— Не из шлюх их вывели, а из куртизанок высокого полёта. И разве плохо получилось?