Елизавета Дворецкая - Дар берегини. Последняя заря [litres]

– Ты выставишь бойцом Свена? – сразу спросила Прекраса, едва золовка подошла поцеловать ее.

На миг Ельга замерла, улыбка застыла на ее губах – ей не понравилось, что замысел уже кем-то разгадан.

– Да, – все же ответила она. – Кто сестре запретит у брата защиты искать?

– И ты за него совсем не боишься! – Прекраса подалась к ней.

Ни малейшей тревоги не отражалось в золотисто-карих с зелеными искрами глазах Ельги-Поляницы, взгляд ее из-под изогнутых бровей разил с обычной уверенностью, как невидимая стрела. В ней ощущалось веселое оживление, какое-то многообещающее чувство вызвало румянец на ее щеках и блеск в глазах, и от этого Прекраса сильнее обычного ощущала невидимую стену между ними.

И вот свершилось: впервые Ельга-Поляница опустила перед ней взор, спрятала его торжествующий блеск под густыми ресницами. Потом снова подняла глаза, зеленые искры в них завораживающе мерцали на солнечном свету из оконца, и Прекрасу вдруг проняло мощным ощущением глубинной силы, на которой стояла Ельга-Поляница. Силы земли-матери.

– Не боюсь, – спокойно сказала Ельга.

– Но этот Кольберн… Говорят, он сильный боец.

– Это так, но Свен сильнее. Он в расцвете сил… у него есть мощный щит и незримая дружина, – пояснила она, видя недоверие в глазах Прекрасы. – Никто не может одолеть его… или причинить ему зло, видимо или невидимо.

Теперь Прекраса поспешно опустила глаза, боясь, что Ельга разгадает ее помыслы, – те, которые вдруг озарила яркая вспышка и объяснила ей собственную давнюю неудачу.

Никто не может причинить Свену зло! Видимо или невидимо! Поэтому ее попытка натравить на него водяных духов кончилась провалом. И обратилась против нее самой – ведь вызванные духи не уходят без поживы. Хотелось заплакать, закричать, но Прекраса лишь больно закусила губу.

– Свен защитит нас и от этого варяга, и от любого другого, – мягко добавила Ельга. – Не тревожься и береги себя.

Она ласково коснулась плеча Прекрасы, но та едва не отодвинулась, будто ее тронули каленым железом. В вихре мыслей и разнородных чувств она не могла понять, что же так ранит ее.

А потом поняла.

– Так ты ждешь… – с трудом она заставила себя поднять взгляд к мерцающим глазам Ельги-Поляницы, – что Ингер… будет… что его убьют?

– Конечно нет! – Ельга-Поляница потянулась и обняла ее, как расстроенного ребенка. – Ингер – хороший воин, он молод и силен, у него отличное оружие. Если удача его не покинет, он победит. И ведь в их условиях нет смерти проигравшего. Даже если он уступит, Кольберну не обязательно его убивать. Но даже если Ингер проиграет, Кольберн все равно не получит Киева. Он согласился на второй бой с моим защитником, а Свена ему не одолеть.

– И что же дальше? – выдавила Прекраса, сосредоточившись на мысли, что Ингер может вернуться живым.

Ельга-Поляница помолчала.

– Я не знаю, – мягко сказала она потом. – Я не суденица.

Только когда она ушла и зеленые искры ее глаз перестали мерцать перед взором, в голове у Прекрасы сложился весь узор целиком.

Они бросают Ингера на клинок Кольберна. Будет он убит или только опозорен поражением – для Киева не так уж важно. Право на княжий стол он утратит. И кто же его получит? Свенгельд, разумеется, – тот, кто одолеет во втором бою и заберет себе плоды обеих побед.

Вот так. Уже темнело, а Прекраса все сидела на том же месте, мысленно вглядываясь в этот хитрый замысел. У Свенгельда есть что-то, какой-то оберег или заклятье, делающее его непобедимым. Мощный щит и незримая дружина, как сказала Ельга-Поляница. А Кольберн нужен им, чтобы убрать с дороги Ингера, чего Свенгельд не может сделать сам.

Но она, Ельга-Прекраса, тоже не прежняя девочка с перевоза. У нее есть своя незримая дружина, и пришло время пустить ее в бой.

Ранняя заря застала Прекрасу на знакомом месте – меж старыми ивами близ Киева перевоза. Ночью она почти не спала, набираясь решимости. Страшно было вновь делать то, что уже однажды принесло ей беду, тем более сейчас она находилась в том же положении, что и тогда, а значит, опять ставила под удар свое нерожденное дитя. Ей не вынести, если и это, третье ее дитя пострадает. Есть предел у сил человеческих.

Но чего на дождется, если будет сидеть сложа руки? Ингера убьют. Киевский стол захватит Свенгельд. Что станется с ней и ее ребенком? Может, родичи мужа и не съедят их, но надежд когда-нибудь занять стол у будущего чада не останется. У Свенгельда свой сын Лют, трехлетний крепыш, и уж конечно, тот никому не позволит перейти дорогу его родному чаду, внуку Ельга Старого. Род Ингера из Киева исчезнет. И забудут, что был здесь такой, молодец неудалый. Хорошо, если удастся сохранить владения на севере, в Холм-городе. Да и то как сказать. Там у Ингера тоже есть родня, сыновья его сводных сестер уже взрослые, им лишние наследники не нужны…