Елизавета Дворецкая - Дар берегини. Последняя заря [litres]

На крыльце она наткнулась на Асмунда.

– Ингер возвращается! – с видом оживленным и встревоженным сказал он. – Свен там?

– Да… Не может быть!

Ельга кинулась назад в избу, Асмунд прошел за ней. Свен, расслышав несколько слов, встал им навстречу.

– Обоз полюдья в город входит! – доложил ему Асмунд.

– Бре… – Свен не поверил, но так переменился в лице, что у Ельги испуганно стукнуло сердце.

– Да я сам их видел у ворот! Все дружина и обоз! Обоз к ратным домам пошел, в город идут с полсотни, видно, он сам с гридями.

Свен замер, тяжело дыша. Ельга понимала его удивление – Ингера ждали из полюдья не раньше чем через месяц, Свен и сам так рано никогда от древлян не возвращался. За это время можно было успеть обойти не больше половины земли Деревской, так почему Ингер уже идет домой?

Однако в помертвевшем лице Свена было нечто большее, чем удивление. Если бы Ельга верила, что ее брат может бояться, то сказала бы, что это страх. Асмунд, стоявший у нее за спиной, осторожно положил руки ей на пояс, будто хотел успокоить. То, что он позволил себе такую вольность в воеводском доме, стоя прямо перед Свеном, означало, что новость и правда грозная.

В самом деле, сейчас Свену было не до такой безделицы. Глубоко вздохнув, он взял себя в руки, отпечаток страха растаял, его лицо приобрело обычное выражение решимости. Он оглянулся к стене, где висел его меч, и велел женщинам:

– Кафтан давайте. Пойду.

– К-куда? – пробормотала Ружана, тоже видевшая, что дело плохо.

– К нему. Узнаю, что стряслось, чего он с полпути домой тащится. Или он уже всю землю Деревскую разорил-попленил, или…

Из всех ближиков только Асмунд знал, что должно было случиться. Но и на его лице отражалось тревожное недоумение. Было у Ингера столкновение с Хвалимиром или нет? Что означает это раннее возвращение – победу или разгром? Но главное было ясно: все пошло не так , как Свенгельдом задумывалось. Потому что Ингер вовсе не должен был вернуться. Ни сейчас, ни через месяц.

Но что толку прятаться? Чем скорее Свен узнает, что случилось, тем лучше сумеет спасти то, что можно спасти.

– Десяток со мной, – распорядился Свен, глянув на Асмунда. – Остальным одеваться и ждать здесь. Ты остаешься. И… – он легким кивком указал на женщин и пятерых детей, облепивших Ружану.

«Постарайся прикрыть их», имел в виду Свен, сам еще не зная, окажется ли под ударом его семья и будет ли надежда ее спасти.

Выехав со двора в сопровождении десятка телохранителей, Свен еще на улице Киевой горы заметил хвост пришедшей дружины. Обратил внимание, что это все пешие. Значит, не гриди – те были верхом. Так где гриди? И где – разумеется, вместе с ними, – сам Ингер?

Княжий двор был полон народу, вынесли несколько факелов, стоял гул голосов. Окинув двор быстрым взглядом, знакомых лиц Ингеровых десятских и гридей Свен не увидел. Похоже, здесь были люди Кольберна, причем далеко не все. Понятное дело: две сотни Кольберна, взятые в полюдье, в городе негде разместить, и большую часть людей тот отослал к ратным домам. Силы у него и у Свена примерно равны.

Взглянув на княжью избу, Свен увидел Прекрасу. Она стояла на крыльце, и в это время челядинка, подойдя сзади, набрасывала ей на плечи меховой кожух. А лицо ее… С одного взгляда на нее Свен понял, что их мучют одни и те же чувства – страх, мучительная тревога, а еще мертвящее ожидание чего-то ужасного, но неизбежного. Она смотрела на подходящих к ней мужчин, но Ингера, как Свен, глядя с коня, сразу понял, среди них не было.

Торопливо пробираясь среди толпящихся оружников, Свен поехал к крыльцу. На него оглядывались как-то дико, иные отшатывались. Тревожный гул при его появлении усилился. Отроки сдвигались ближе, уплотняя ряды, руки их тянулись к оружию. На лицах была враждебность и суровое, тревожное ожидание.

Перед крыльцом Свен соскочил с коня и торопливо поклонился Прекрасе. Мужчины перед ней обернулись – Кольберн, Радила, Славон. Ратислава нет, отметил Свен, и в этот миг поверил, что сам Ингер в город не прибыл. Но понятнее дело не становилось.

Увидев его, все трое дрогнули и переменились в лице. Кольберн набычился, Радила нахмурился, горячий нравом Славон схватился за рукоять меча. Все это было не к добру.

– Будьте живы, бояре! – приветствовал их Свен. – Что случилось? Почему вы здесь? Где князь?

Судя по лицу Прекрасы, она сама собиралась задать эти вопросы и даже была благодарна Свену, что он это сделал за нее – от волнения ее не слушался язык. Но бояре ответили не сразу, а сперва окинули Свена оценивающими взглядами, будто сомневались, стоит ли ему отвечать. Недружелюбие их Свена не удивляло, но то, что они так открыто его показывают, было дурным знаком.