Елизавета Дворецкая - Дар берегини. Последняя заря [litres]

Ельга не поднимала глаз, опасаясь, что сияние их озарит всю гридницу и выдаст ее восторг. Асмунд не был равен ей происхождением, но его дед был побратимом ее отца, а значит, сам Ельг признавал этот род за ровню. Пусть лишь тогда, когда сам был сыном одного из мелких конунгов Северного Пути, но прошлого не изменить, побратимство заключается навсегда. А ни тот старый Асмунд, ни его потомки ничем не запятнали своего имени и остались достойны этой чести.

Кое в чем Асмунд оказался даже лучше Свена – он ведь родился в законном браке.

Среди потрясенного молчания Асмунд поднял глаза на Ингера. Потом глянул на Ратислава – искоса и немного пренебрежительно, будто спрашивая: чем ты можешь ответить? Тот молчал, лицо его было бледно от негодования на судьбу. Узнав от Вуефаста, что цесарь не женится на Ельге, он посчитал свое дело почти сделанным – и вдруг такое препятствие!

– Я не допущу этого! – вдруг раздался хриплый от волнения женский голос.

Будто разгневанная суденица ворвалась туда, где ее не ждали…

Ельга обернулась и увидела Прекрасу. Бледная как смерть, та сделала несколько шагов вперед.

– Пусть бы там… это ничего не значит! – задыхаясь, выговорила княгиня. – Ратислав… будет кормильцем нашего сына. Мы с князем так решили. Только он один может взять в жены сестру князя, названную мать… моего сына. Никто другой. Я не позволю. Мы не допустим… – Она взглянула на Ингера, призывая поддержать ее, хотя и без того говорила с непривычной решимостью. – Она выйдет на Ратислава… или ни за кого.

– Это моя сестра! – Свен положил руки на пояс и тоже шагнул вперед. – Никто не выдаст ее замуж против моей воли!

– Ошибаешься! – возразил Ингер. – Мне она тоже сестра. И я – глава рода, мне принадлежит право решать судьбу незамужней девушки.

– Ты не принудишь свою сестру выйти за человека ниже ее родом и положением, если есть более достойный!

– Если так… Ратислав будет моим побратимом! – объявил Ингер, и сам Ратислав вздрогнул от неожиданности, услышав это. – Нынче же! Я смешаю с ним кровь перед Перуном, и никто не скажет, что теперь он хоть на волос уступает… иным! – Прищурившись, Ингер уколол Асмунда пренебрежительным взглядом.

По гриднице прокатился гул голосов. Ельга не удержалась и прижала ладонь ко рту. Никто не ожидал таких событий от этого дня!

– Твоя воля, с кем смешивать твою кровь, – Свен переменился в лице, но не растерялся. – Этим ты, может, сделаешь твоего побратима равным побратиму моего отца, но не сделаешь лучше него! Мои люди много лет собирали хорошую дань в Деревах, а теперь собрали и в угличах…

– Не так уж много вы там собрали! – выкрикнул Славон. – Три тощих девки да две хромых коровы!

Гриди настороженно засмеялись.

– Не так много, как брали в Деревах, – согласился Свен, – но угличи народ не столь уж многочисленный и весьма бедный. У них почти нет хороших мехов, но мы привезли жито, мед, воск, и челядь. Привезите из Деревов больше, чем брал там я, и тем вы докажете, что ваша удача больше. Что именно вы достойны породниться с моим отцом.

– А если одинаково наберут? – спросил Вуефаст, с неудовольствием наблюдавший за ссорой.

– У мужчин всегда есть верное средство выяснить, чья удача больше, – ответил ему Асмунд, глядя на Ратислава. – Ты знаешь его, Ратьша?

– Я знаю его, – подтвердил тот, прямо глядя на соперника. – Твой дед умер молодым. Видать, такова ваша родовая удача.

– Ему еще дома, в ранней юности, было предсказано, что он не доживет до старости, но будет считаться хорошим человеком и великим воином. Что уважение к нему и слава о нем пройдут по всему миру. Это, как видишь, сбылось. Думаю, такой удаче многие позавидуют.

Они не питали бы вражды друг к другу, если бы каждому не приходилось защищать честь и влияние своего вождя. Для Ратислава соперничество за руку Ельги было лишь частью этой борьбы, но оба они понимали: речь идет о том, кто останется в Киеве хозяином, а каждый из них – лишь меч в руке истинных бойцов.

От решительной схватки со смертельным исходом их отделяла только зима – только время, нужное на поход в Дерева за данью. А дальше одному из двух женихов Ельги придется умереть, а одному из двух вождей – покинуть Киев.

Украдкой Ельга взглянула на Прекрасу, желая знать, как все это приняла княгиня. Но могла бы не таиться: Прекраса не замечала ничего вокруг. Она сидела на своей половине престола, такая же бледная, и взгляд ее голубых глаз был устремлен на что-то недоступное иным взорам, но ужасное. Ей тоже была ясна цена победы и поражения в этой борьбе. Может быть, яснее, чем всем остальным.