Михаил Игнатов - Гардар 4

И как изменился бы павший Артилис, если бы его архимаги с самого начала знали, что их мирная жизнь скоро закончится, а битва неизбежна?

Может, тогда Создательница и надеялась, что этого не случится. Возможно, она не зря показывала силу своего мира, предостерегая остальных Демиургов от нападения. Может быть.

Зато я знаю, что пока мы готовимся к битве, то становимся сильнее. А если все погрязнем в умиротворении риольской провинции, то… Создательница может проиграть. Стражи не всесильны, теперь я это знаю. И кто знает, если Гравой так боится забыть меня, уйдя в небытие Астрала, то как сильно оно меняет Стражей? Не утратит ли он через сотню лет желания сражаться или навыков?

Можем ли мы оставить Создательницу и Стражей одних в этой битве? Не можем. «Затворники» не правы, невозможно вырастить воина из человека, который ни разу не сталкивался с врагом. Я уже видел такое в Зелоне. Сколькие из призыва второй фемы остались в зелонской земле? И сколькие бы погибли, если бы рядом не было нас, ветеранов? С нашими советами, с нашим опытом, с нашей поддержкой? Пусть даже эта поддержка иногда оказывалась ударом в ухо от сержанта и криком: «Держать строй!».

В очередной раз поднявшись на бархан, я сначала не поверил глазам, но впереди и левее и впрямь поднимались к небу чёрные шпили.

Город Стражей встретил меня тишиной. Почему-то я думал, что здесь будут десятки Стражей. Но, похоже, не всё прошло так хорошо, как рассчитывал Гравой. Впрочем, и ни одного тёмного я не обнаружил. И всё же это очень безрассудно – оставлять место, где находится Сердце Мира, без всякого присмотра. Мне что, ещё и здесь встать на стражу, пока не появятся хозяева?

Эта мысль заставила меня хмыкнуть: вот где нужно было доказывать свою силу. Городом это скопление зданий я, конечно, назвал зря. Да и любопытства никакого уже не испытывал: не вовремя накатила усталость. А может, на меня так повлияло окончание пути – ведь ещё вчера я уже и не надеялся добраться сюда. Прикидывал, сколько ещё недель сумею заставлять себя идти, прежде чем рухну в песок и позволю ему засыпать себя. Не первый раз замечал, что эти пески плохо влияют на мой разум. Или же дело в одиночестве?

Как бы там ни было, но никакого любопытства я не испытывал и не собирался разглядывать, что и как здесь устроено. Я знал, где всё началось и мне нужно попасть туда. В храм, где Врата.

И всё же, когда высокий вход в него оказался рядом, в груди шелохнулось любопытство. Не здесь ли та скульптура Создательницы, о которой говорил Ильмар?

– А ты ещё откуда взялся?

В десяти шагах от меня из воздуха сгустилась фигура Стража. Фиолетовые одежды, такие же, как у Гравоя, белые волосы.

– Все твои уже… – голос Стража дрогнул. – Что?

Он шагнул ко мне, поднимая руку. А я почувствовал, как меня сковало, словно воздух сгустился вокруг, запирая в своих объятьях, даже вдохнуть удалось с трудом.

Раздался ещё один голос:

– С каких пор «затворники» тянут руки к чужому, Ирий?

Этот Страж оказался одет в ярко-синее, как и Гравой. Уголки губ фиолетового искривились:

– Ты всегда ищешь двойное дно, Ваз. А ведь сам удивлён не меньше тому, что он принёс.

Оковы исчезли, воздух снова свободно втекал в лёгкие. Я сделал несколько вдохов, успокаивая сердце. Казалось, оно колотилось в такт биению сердца Стража в сумке. Гравой никогда не позволял себе так демонстрировать свою силу и унижать меня. На фиолетового Стража я даже не взглянул:

– Вы Ваз Реут, заместитель Гравоя Шалоса?

– Ты прав. И я хочу услышать твой рассказ.

Этого вопроса я ждал, не раз представлял его в размышлениях о будущем. И давно приготовил ответ:

– Разве об этом не захотят узнать остальные «хранители»?

Фиолетовый бросил быстрый взгляд в спину Ваза, но тот лишь кивнул мне:

– Справедливо.

Стражи отвели меня к тому странному сооружению, на которое я обратил внимание ещё в первый день. К полукругу ордерных аркад в три ряда друг над другом. Мы прошли сквозь одну из гигантских арок, оставив позади Гвардейца и выяснилось, что полукруг аркад окружал край огромного провала, в который стекал песок. Спустившись по длинной лестнице, мы с Вазом оказались у края этой красной завесы. Песок шуршал, стекая у наших ног и бесследно исчезая внизу. С другой стороны полукруг сооружения замыкали трибуны. Они поднимались четырьмя ярусами, верхний из которых украшали чередующися огромные полотнища трёх цветов. Синий, фиолетовый, красный. Кажется, я уже знаю, какой цвет у «верных».