Татьяна Иванова - Охотники на Велеса [СИ]

Любава молчала. Кое-что она в лечении людей понимала. Баба Мила ее научила. Но остановить смерть! Кто же из людей такое может?!

— Сама поедешь, или силой доставить?

Воин неуловимо для глаз переместился.

Ого, какая скорость!

Правило первое: мужчина всегда сильнее.

Она может вырваться, но может и получить рукоятью по голове. Вон, он уже примерился. Терять ему нечего. Ведьмы не испугался.

— Куда ехать-то, человек хороший?

— В урочище Три ключа.

— Да сбился ты с дороги, воин. Сбился.

Путница гибким движением встала и разворошила угли, чтобы загасить огонь. Они вышли из времянки. Конь у незнакомого неприветливого воина выглядел довольно злобным. Бил копытом о землю и непрерывно фыркал.

— Не любит он ведьм, — пробормотал его хозяин, — как и я, совсем.

— Я сама дойду до урочища. Твой конь… м-м-м… мокрый. И ты… м-м-м… тоже. Не хочу я с тобой в одно седло.

— Я тебя не буду спрашивать. Нужно спешить. Ты не скоро туда дойдешь. А мокрой сама станешь через три шага.

Действительно, трава после дождя сияла в лунном свете, с деревьев капало будто живым серебром.

Любава покорилась необходимости.

— Что я должна делать?

В женской рубахе, да еще и замотанной по бедрам в паневу, иначе как боком на коня не сядешь. Воин подсадил девушку на круп коня, сам уселся в седло. Любава крепко вцепилась в его пояс, с трудом представляя себе, что будет дальше. Но конь довольно бережно доставил и своего хозяина и выловленную хозяином девицу до урочища.

Всю избу пропитал тяжелый запах болезни. В тусклом свете нескольких масляных светильников на широкой скамье лежал и невнятно бредил человек лет тридцати. Широкоплечий, длинный, светловолосый. Умирающий. Нос уже заострился.

Любава откинула полотняную накидку с туловища больного. Грудь и плечо были порваны диким зверем, огонь от воспаленных ран охватил верхнюю часть туловища. Любой человек был тут бессилен.

— Знахаря приглашали? — с горечью спросила лекарка, выковыривая чьи-то иссохшие лапки, гусиный пух и даже перья из загноившихся ран. Сбоку к телу умирающего был привязан веник.

— Уж лучше знахаря, чем ведьму, — так же горько ответил воин.

— Оно, конечно, так, — покладисто произнесла Любава, — хотя, смотря какой знахарь. А это что? — она с любопытством потрогала кожаный пояс, крепко стянувший грудь умирающего.

— Лечебный пояс. Через него по весне первая встреченная лягушка три раза перепрыгнула.

— А-а-а. Понятно, — Любава, наконец, отвязала веник, и взялась за узел лечебного пояса, искоса разглядывая расставленные на широком столе врачевательные средства. Почетное место занимала лохань с водой с опущенным на дно куском обугленного дерева. Бадняк, естественно, куда же без него.

Она посмотрела на привезшего ее воина. Тот, заметив сострадание в ее взгляде, плотно сжал губы.

— Я сделаю все, что смогу, но ведь ты сам понимаешь, что вряд ли что выйдет.

Воин кивнул.

— Распорядись, чтобы мне принесли вино или брагу, соль, оливковое масло, чистые тряпицы, кипящую воду. И мой вещевой мешок. И мне надо руки помыть.

Воин вышел из горницы на несколько мгновений, чтобы выкрикнуть кому-то ее распоряжения. Любава украдкой перекрестила его названного брата.

Ведьмы бывают злыми, бывают, говорят, добрыми, хотя с трудом верится. Но христианок среди них не бывает точно.

Под пристальным, тяжелым взглядом вернувшегося воина, она скинула плащ и высоко закатала рукава рубахи, прежде чем тщательно вымыть руки.

Когда тот понял, что молодая ведьма для вящего успеха рубаху скидывать не собирается, то еле слышно вздохнул с облегчением. Любава невольно безрадостно усмехнулась и принялась очищать раны тряпицами вымоченными в соленом вине, в соленом масле, снова в вине. Больной даже и не чувствовал соли в ранах. Он страшно ругался в бреду, а лекарка еле слышно шептала немудреные слова молитв.

— Господи помоги! Молитвами отца моего духовного Игнатия и всех Твоих святых помоги!

Бессвязный бред умирающего полностью заглушал ее тихие слова. Но Любава верила, что очень далеко отец Игнатий почувствует призыв своей духовной дочери, и вместе с ней вознесет свои молитвы к престолу Божию.

Последняя смена тряпиц. Их можно подольше оставить лежать на ранах. Теперь укрепляющее питье. Маленькими глоточками. Он все же глотает. И хуже не становится. Даже бредить перестал.

Привезший девицу воин, скрестив руки на груди, пристально наблюдал за всеми ее действиями. Любава устала.