Татьяна Иванова - Охотники на Велеса [СИ]

— Ты что думаешь, я это все сама сочинила? — овозмутилась Любава. — Что это все женские сюси-пуси? Это настоящее греческое сказание. И там сказано, что тот воин сначала рыдал, когда у него тот варвар отнял жену, а потом невыносимо страдал из-за потери сыновей. Ясно? — добавила она с вызовом. — Такие вот у них, греков, истории.

Сольмир молча пододвинул к себе следующую дощечку с продолжением и углубился в текст. Там было четким подчерком написано, что началась война, и император принялся разыскивать по всей империи своего непобедимого полководца Плакиду.

— Это-то понятно? — саркастично поинтересовалась Любава, когда ее ученик прочитал по-гречески о разгроме врагов вовремя найденным полководцем. Сказитель молча повел плечами и монотонно дочитал окончание отрывка о том, как Плакида случайно встретил свою жену а чуть позже двух сыновей, которые выросли в одной деревне и подружились, не зная того, что они родные братья.

— Эта встреча произошла через много лет, я понял? Дети успели стать воинами, — осторожно, опасаясь Любавиной гневной вспышки, спросил Сольмир.

— Да, и что тебе опять непонятно?

— Насчет, найденышей, выращенных поселянами, достоверно. Они сблизились, будучи оба чужими, поэтому их и в армию отправили, наверное. Чужих было не так жалко, как собственных сыновей, — осторожно произнес Сольмир. Любава спокойно слушала, — Но почему Плакида радовался встрече с женой? Та-то уже состарилась. Победитель вполне мог жениться еще раз на молодой и красивой.

— А он любил свою жену не за внешность, ясно?

Сольмир усмехнулся.

— Любава, какое начало было у этой неправдоподобной истории? Что это были за люди?

Он смотрел с легкой улыбкой, в которой яснее ясного читалось: мне ли ты не доверяешь, когда я уже так повязан?

— Они были христианами, — сдалась Любава. — Начало истории посвящено тому, как знатный римлянин встретился со Христом и стал Его учеником.

— А конец?

— В конце император узнал, что все они христиане и казнил всю семью за то, что они не поклонялись римским богам.

— Вот это понятно. Наши, кстати, тоже запросто прикончат тех, кто не будет поклоняться здешним богам.

— Значит, если кто кого прикончит, то это нормально, а если кто кого просто любит, да еще и не за внешность, то это сразу недостоверно, да?

— Ну успокойся, Любава. Не просто любит. Недостоверно, если муж предпочитает голодать, но не продает жену. И сыновей. Не смотри на меня так сурово. Разве ты не помнишь, что еще пару месяцев назад здесь все именно так и поступали. Знаешь, сколько вторых и третьих жен, а также детей было выменяно на мешки с зерном в Булгарии? И тут ты мне такие истории переводить даешь. Нарочно что ли?

— Нет, я не подумала, — успокоившись и чуть смутившись, ответила девушка.

— Удивительные у этих греков истории. У нас таких нет.

В том, что это именно так Любава смогла убедиться очень быстро после ухода сказителя. Ростила решила рассказать ей сказку на ночь.

— Один парень как-то встретил дедка в лесу, — задумчиво начала она. — Дедок попросил у парня хлеба. Проголодался, мол, вусмерть. Парень посмотрел, видит, дедок и вправду тощий, ледащий дедок совсем. А у молодца в сумке лежала краюха хлеба. К матери на могилку нес. Ну и пожалел парень дедка ледащего, отдал ему хлебушек. А дедок ему и говорит. Иди, мол, молодец туда-то, там в лесу ель найдешь, молнией обугленную, станешь рядом, скажешь то-то, и выйдет из под ели клад. То, мол, благодарность дедка того. Ну парень и пошел. Нашел он ель, молнией обугленную, стал рядом и произнес слова заветные, дедком ледащим сказанные. И вылез вдруг из-под корней ели обугленной волк, черный-черный, повернулся два раза вокруг себя и превратился в сундучок деревянный, медью окованный. Открыл парень сундучок деревянный, медью окованный, а там злато-серебро, да каменья отборные. Пересыпал парень клад себе в мешок и пошел обратно. Глядь, а дорога завела его на кладбище. И тут, видит он, как из могилы его матери поднялось нечто, женскую фигуру напоминающее, и летит к нему. У-у-у! А хлеба в котомке уже нет! Только клад тот зачарованный. Бросился парень бежать, но не тут-то было. Догнало его нечто, женскую фигуру напоминающее, на плечи взгромоздилось, холодное-прехолодное. Тут парень и сомлел со страху. Упал там же, на кладбище. Там его мертвым на второй день и нашли. И никакого клада зачарованного и в помине при нем не было.

— Хорошенькая сказочка на ночь-то, — пробормотала Любава, поежившись. — Как раз уже стемнело. Особенно мораль расчудесная.