Карина Вран - Днем с огнем

— То есть, когда гром гремит, то планетник чихает? — с превеликой долей недоверия спросил я. — И надобно ему желать: "Будьте здоровы"?

Кошар открыл было пасть, чтобы высказаться, затем хлопнул хвостом по боковине дивана.

— Спи, — фыркнул. — С недосыпу мелешь чушь.

Я и послушался — насчет сна. Недолгого, но спокойного. А идя на встречу, назначенную "под козырьком", не тревожился. Банально не верилось мне, что настолько могучей сущности, как описал планетника мой наставник, может зачем-то понадобиться такой неумеха, как я. Серьезно, что я могу-умею такого, чтобы вызвать к своей персоне интерес? Да ничего, все умения в зачаточном состоянии.

— Замечательно, что вы пришли, — услышал я со стороны торговых рядов.

Сразу узнал голос и говор: по "замичательно", произнесенному через "и".

— Приглашение было передано оригинально, — ответил, взглядом выискивая в людском потоке говорящего. — Как я мог на него не откликнуться?

Нашел. Тот, кто меня позвал, был сед. Усы цвета сухого асфальта перетекали в бороду, та соединялась с длинными, вихрящимися волосами на голове. Богатырская борода, знатная. Крупный нос, глаз не разглядеть под нависающими веками, седые кустистые брови. И уже слышанный из чужих уст раскатистый голос, эдакие отзвуки грома.

— За тем человеком был долг, — рука, поманившая меня, чтоб подошел, тоже была богатырская. — За услугу солидную. С оговоркою: не во вред. Вреда и не было. Вдохнул человек воздух, выдохнул мой ветер. Мой ветер донес слова. Долг закрыт, вы — здесь. Ветер не шумит.

Определенно, у него была занятная манера речи.

— Вы так с любым можете? — маневрируя, пошел к этому необычному, чем-то отпугивающему, и, наоборот, чем-то притягивающему персонажу. — И не подскажете, как мне к вам обращаться?

— Чеславом можно звать, — когда мы поравнялись, оказалось, что он даже выше меня. — Ваше имя, младой носитель пламени, мне известно. Вы плохо слушаете: я взял долг. Должать у меня не всякий сможет.

Впрямь — богатырь телесными параметрами, только в возрасте.

— Со второй попытки, кажется, понял, — сказал я покладисто. — А почему именно сюда меня позвали? Тут людно и шумно. Много разных… ушей.

Ма на Сенной никогда не бывала. Поджимала губы при любом упоминании о "чреве Петербурга", как и об "Апражке", что вон в ту сторону…

— Прежде к границе селения приходили, — не отказал в ответе богатырь, приглашая жестом пройтись вместе с ним. — Теперь границы сдвигаются чаще, чем ветер меняется. Здесь раньше была грань. Лес здесь шумел. Затем уж начались торги, торговые казни. Трущобы скучились. Пронесся холерный бунт. Там, дальше, подняли храм. Позднее — взрывом — подняли его на воздух. Я иду к той границе, что помню. А что до людности: надо спрятать — прячь на виду. В подворотне да тьме любопытство чужое дразнить. Тайна манит. В сутолоке мы такие, как все. Не невидаль.

Он говорил, вымеряя шаги. Шаг-слово, шаг-слово.

— Признателен за разъяснения, Чеслав, — кивнул.

Все еще не стало яснее, зачем он меня звал, но визит уже не был напрасен. Нет, про трущобы, бунт и храм я знал. Знал про Спасский переулок, название-эхо от Спасской улицы, что вела к Спасу-на-Сенной. Нет Спаса, переулок есть.

Эта мерность, эта тягучесть, этот своеобразный ритм — из-за них была не напрасна поездка. Они придавали спокойствия, сметали небрежным жестом нервозность. Умиротворяли.

— Спрашивали про обращение, — продолжил он так же мерно. — Имя мне — Чеслав. Было. Кажется. Не уверен. Кем был Чеслав? Стратиг, кметь, тиун? Не помню того. Может, палач? Столько гроз весенних отшумело. Смыло память. У вещественного память куда дольше. Мостовая помнит, как сыпались искры, как топали сапоги. Ветер помнит, как шумел тут ветвями. Пепел помнит, как пламенел. Земля помнит, как лилась из-под плетей чья-то кровь. Плети и кровь: палач, верно? Не отвечайте, не тратьте слов. Обращение не важно. Важна суть.

Я не стал тратить слов и для того, чтоб спросить о сути. Воздух был влажен и горяч, предвещая грозу. Не удивительно — гроза печатала шаг по правую руку от меня.

— К вечеру засверкает, — будто мысль из моей головы выхватил Чеслав. — И завтра тоже быть грозе. Озаботьтесь укрытием. Спросите, для чего я вас позвал?

— Был уверен, вы сами сообщите мне об том, — подстроившись под шаг богатыря, откликнулся я. — В должное время.

— Сообщу, верно, — рокотнул он. — Дар ваш применить нужно. Нужда давняя, польза несомненная. Возьметесь?

Выходит, я снова ошибся: могучей сущности нужны мои способности. Те, что в зачаточном.