Купава Огинская - По темной стороне [litres]

Я не видела ничего интересного во вполне приличной, доходившей до колен ночнушке на тонких бретельках. На ней же даже кружев никаких не было, только ткань. Приятная на ощупь, но плотная-а-а-а.

– Ага, Алер несколько дней назад прислала новую партию готовых вещей, – призналась я, умолчав о веселенькой полупрозрачной ночнушечке из какой-то воздушной ткани и кружев, которая едва доставала до середины бедра и которую я точно для себя не выбирала. Как выяснилось позднее, ее выбрал Делмар, чтобы, так сказать, Раяр охотнее мне взаимность обеспечивал.

И вот интересно, если бы огонек знал, как у нас тут все сложно, заказал бы что-нибудь такое же развратное для Раяра, желая, чтобы я побыстрее о взаимности начала задумываться, или поостерегся бы?

– И ты пришла, чтобы ее мне показать?

– Вообще-то нет. – Прохладные ладони на моих плечах быстро теплели, и это был недобрый знак. Разогревался мой кошмар, а в прошлый раз, когда он был горяченький, мне пришлось часа два упрашивать мочалок, чтобы они мне добыли какой-нибудь крем от синяков. Крем был прекрасный, и следы бурной ночки исчезли довольно быстро, но вот воспоминания о горячих руках под моей ночнушкой… – Слушай, ты бы не мог отойти, а?

– Зачем?

– Вопрос у меня очень важный.

– Задавай, – благожелательно разрешил он, а сам ладонями по моим рукам заскользил, вниз до локтей и вверх, к самой шее, и снова вниз. И прикосновение становилось таким тревожаще горячим, что сосредоточиться на насущных делах не получалось.

И я бы, наверное, точно не смогла сосредоточиться, если бы не понимание, что еще чуть-чуть – и Раяр почувствует мое смятение.

– Души. Жрать. Буду? – отрывисто спросила я. Руки его замерли, пальцы рассеянно поглаживали шею.

Ну и разве не гад он после этого?

– Что?

– Душами мне теперь питаться придется или нет? – прозвучало раздраженно, но Раяр почему-то рассмеялся.

А я стояла, бесилась и старалась не вздрагивать от его поглаживаний. По плечам и спине проходились горячие волны, щекотные и такие приятные, что хотелось либо прижаться к его груди, либо надавать по роже…

Невольно передернув плечами, я попыталась отстраниться, но куда там. Не пустил, властно удержав за плечи и вновь вернувшись к прерванному развлечению. Вниз до локтей и снова вверх. Такое нежное прикосновение.

– Ты могла бы, – не стал скрывать он, продолжая надо мной издеваться, – но тебе незачем.

– Но чисто теоретически, я могу кого-нибудь сожрать?

– Да.

– А в храме? Тогда, во время благословения, я кого-нибудь съела?

Не то чтобы меня особо волновал этот вопрос. До этой ночи я об этом почти и не вспоминала, уверенная, что я на такое не способна. А сейчас засомневалась.

– Нет, – успокоил он меня, добавив с тихим смешком: – Но не скажу, что не попыталась.

И не успела я облегченно выдохнуть, как дыхание перехватило от возмущения.

Бретелька с левого плеча медленно поехала вниз, вслед за горячей ладонью.

– Нет, ну это уже наглость!

По рукам Раяр получил и поползновения свои прекратил, даже позволил мне вырваться, чтобы я, праведно негодуя, попыталась покинуть его комнату, а он смог в полной мере насладиться моим недоверчивым негодованием.

И я действительно негодовала, когда, сделав всего два шага к свету, пораженно застыла. Дверь в мои покои закрылась сама, очень медленно и издевательски. Щелкнул замок, выпал из замочной скважины ключ и, влекомый все той же тьмой, что только что отрезала мне путь к побегу, уполз под кресло.

– Это… это… – Все, чего я сейчас хотела, – материться.

– Ты сама пришла, – в темноте запертой комнаты это прозвучало зловеще.

– А теперь хочу уйти.

– Нет.

И я поняла, что буду бить. Даже несмотря на то, что он еще условно раненый.

– Яна, давай без глупостей…

Почуял кошмарик скорую расправу.

– Я без глупостей, я сейчас по-умному тебя урою.

– Яна, – подозрительно ласково протянул он, сделав шаг ко мне. И очень зря он это сделал.

Среагировав на движение, я бросилась к кровати, потому что лучшее орудие возмездия – подушка. Не стулом же его бить, болезного.

Когда меня, уже схватившую орудие возмездия и готовую наказывать всех без разбора, повалили на кровать, прижимая всем своим давительно-раскатывательным весом мои хрупкие косточки к перине, идея отходить его стулом уже не казалась такой уж негуманной.

Подушку из пальцев вырвали, меня, крепко перехватив под грудью, полностью затащили на постель и даже не посчитали нужным сдержать смешок после моего протестующего: