С недавних пор при виде безучастного лица Вилара и его погасших глаз Адэр испытывал непонятные угрызения совести. Он не увёл его женщину, хотя мог. Более того, попытался их помирить. И возможно, дал бы согласие на брак, если бы до этого дошло. Ну а в том, что Эйра отправилась в Ракшаду, вины Адэра нет.
После заседания Гюст доложил о приходе маркиза Бархата. Адэр хотел отказать во встрече: ненужные вопросы и неискренние ответы только усугубят то мрачное, что таится в его голове. Но подавил неприязнь и велел впустить Вилара.
Приятель — да, уже не друг, а приятель — уселся в уголке дивана и, закинув ногу на ногу, обвёл кабинет взглядом:
— Никак не могу привыкнуть к свечам.
Адэр понимал, что пустая фраза и нарочито раскованная поза — всего лишь попытка набраться смелости.
Вилар тяжело вздохнул:
— Я видел выражение твоего лица, когда заговорили о храмах.
Адэр скрестил руки на груди:
— Мне казалось, ты рассматривал своё отражение в столе.
Вилар натянуто улыбнулся:
— Помнишь, как эту позу называл преподаватель психологии?
Адэр слегка приподнял скрещённые руки:
— Эту? «Защитный барьер».
— Значит, помнишь… Я не собираюсь тебя в чём-то убеждать.
— Буду признателен.
— Я лишь хочу уберечь тебя от ошибки.
— Попробуй.
Вилар усмехнулся:
— Попробую. Что бы ты ни делал, тебе не удастся заручиться поддержкой здешних дворян. Они расчётливы и лживы. Простой люд не понимает твоих замыслов. А у тебя и замыслов нет, как их сплотить. Древние народы сидят в бывших резервациях, и никакая сила их оттуда не выгонит. Они привыкли. Им так удобно. И если ты затеешь войну с духовенством — останешься один. Советники не в счёт. Мы тебе нужны, чтобы было кого винить, когда дела плохи.
— Ты так считаешь?
— На заседании люди радовались успехам, а ты никому не сказал спасибо.
— Человек, заслуживший моё спасибо, уехал.
Вилар скривился:
— Самое ужасное, что этого человека мог удержать только правитель, но он даже не пытался этого сделать.
Адэр вжался в спинку кресла:
— Правитель не посчитал нужным.
Вилар поднялся, кивком указал на Парня, дремлющего возле камина:
— Я рад, что у тебя остался хоть один друг.
Адэр до глубокой ночи простоял возле окна. Где-то там, за непрозрачным стеклом, море. Где-то там далёкий горизонт, а за ним человек, который мог его уничтожить. И спасибо ему, что он понял это и уехал.
Обогрев пола и стен отключили. Из вентиляционных отверстий тянуло приятной прохладой, но в каюте становилось всё жарче.
Обмахиваясь папкой для бумаг, Малика корпела над книгами. В Грасс-Дэморе Альхара рассказывал ей о законах и учил её повседневным фразам, чтобы она могла общаться с Иштаром и слугами. На письмо и чтение не оставалось времени, и необходимости в этом не было. На коронации Малике предстояло произнести заклинание, составленное на древнем языке — его знают только жрецы. Они-то и будут проговаривать слова, а Малика повторять за ними, пока не запомнит. К государственным делам её не допустят. Переписываться на шайдире ей не с кем. А значит, забивать голову ненужными знаниями нет смысла. Но Малика постигала незнакомый алфавит, надеясь, что ей позволят посещать библиотеку в сезон штормов, когда ветер принесёт с пустыни песок, и на долгие два месяца Ракшада спрячется в жёлтой непроглядной мгле.
Галисия быстро охладела к ракшадским книгам: слова непонятные, рисунков мало, у старухи противный голос, Малика слишком увлечена закорючками, которые назывались буквами, хотя на буквы совсем не походили.
Выпросив у Малики несколько листов бумаги, дворянка целыми днями сидела перед сундуком, подогнув под себя ноги. Рассматривала узоры на стене, накручивая на палец белокурый локон. Иногда закрывала ладонями лицо и покачивалась взад-вперёд. Потом вдруг хваталась за ручку и начинала что-то выводить на бумаге. Писала письмо родителям? Или Адэру? Хотя нет… Ручка двигалась рывками, резко меняя направление. Малика догадалась: Галисия рисует.
Кенеш притащила керамический кувшин. Повесив его на крючки, вбитые в стену, откинула крышку. Над узким горлышком заклубился ароматный дымок, словно сосуд был наполнен кипящим фруктовым нектаром.
— Благовония, — пояснила Кенеш, заметив взгляд Малики. С её разрешения достала из папки листы бумаги и принялась раскладывать их на ковре, сопровождая свои действия словами: — В Лунной Тверди сто семьдесят пустынь. Столько же ступенек к трону хазира. У каждой пустыни своё название: Восковая, Зелёная, Золотая, Медовая. — Похлопала маленькой ладонью по крайнему листу. — Здесь Живая Пустыня, здесь Ракшада.
Читать дальше