Светлана Иванова - Рожденный Водой [СИ]

— Добро, краля, давай кошель, али порешу к лешему, — мужчина, чей лохматый кафтан давно должен был отправиться на свалку, достал из-за спины кривой нож и хищно улыбнулся. А ведь при одном только взгляде на то оружие хотелось скорее плакать. Это ж надо так не следить за рабочим инструментом! Лешего я не боялась, потому что никогда не видела. Но была много наслышана о нем от учителя Оттиса. А уж мертвая я ему и подавно не нужна. Разве что почву удобрить. Кошеля у меня отродясь не водилось, так как класть туда все одно нечего. Сейчас мысли занимало совершенно иное. Так, как там было? Точно и ясно… Сконцентрировавшись, я направила силу к рукам. Тонкая невидимая нить от самых кончиков пальцев потянулась к изогнутой палке у ног лошади. Теперь следовало точно и ясно представить образ, который она должна принять. А дальше останется, подобно кукловоду, легкими, едва заметными движениями пальцев управлять марионеткой, следя, чтобы нить не оборвалась и трансформация не сошла на нет. Тонкая, совершенно нереалистичная по своему окрасу змея неестественным образом медленно и скособочившись, приближалась к округлившему глаза разбойнику. Змей я видела мало. Как они двигаются, представляла смутно. А уж воспроизвести все это в голове… Уже хорошо, что и так получилось, тем паче, что здесь смешались сразу и морок и магия превращения, заставляющая рептилию двигаться. В чем разница? Если попробовать превратить палку в змею, она оставит родной древесный окрас, размер и толщину, что может, конечно, насторожить, но не напугает так, как длинная аляповатой расцветки тварь, то и дело показывающая клыки. Вот тут-то и нужен морок. Мужчина отступал назад, косясь по сторонам и не понимая, откуда сие цветное чудо появилось у него под ногами. Слишком далеко отступал. И без того тонкая нить натянулась и готова была оборваться в любой момент, оставив у ног разбойника обычную кривую ветку. От слишком больших усилий в висках пульсировало, а в голове появлялось болезненное ощущение. Того и гляди в обморок упаду, и все усилия пойдут насмарку. А значит, или распускать колдовство и надеяться, что мужчина не затаит злобу, или бросить лошадь и ступать следом за отступающим разбойником. Да вот только кто гарантирует, что Чернавке не вздумается сбежать, сославшись на внезапную прихоть.

Но выбирать не пришлось. Голова заболела гораздо сильнее. Я почувствовала, как одна из нитей оборвалась, что повлекло за собой некоторые последствия. Глаза змеи с хлопком лопнули, оставляя после себя лишь черные зияющие дыры. Брошенный в неизвестную тварь нож прошел насквозь, воткнувшись в землю, но не оставил на чешуйчатой шкуре ни царапины. Это повергло потерявшего единственное оружие мужчину в еще больший ужас. Вопль отчаяния прогремел над лесом. Где-то спорхнули с веток птицы, оглашая округу шелестом крыльев. К своему стыду (и моему счастью), разбойник с криками скрылся в лесу, проложив широкую тропу сквозь колючие кустарники. На лбу выступил пот, а в горле пересохло. Чернавка равнодушно скосила на меня глаза, подождала, пока я вернусь в седло, устраивая обратно книгу, и пошла, как будто ничего и не произошло. На редкость флегматичное животное. Итак, малость попрактиковались.

Трактирщик долго смеялся, уж не собралась ли гостья протопить им все заведение своими книгами, когда я, нагруженная тяжелыми сумками, направлялась в комнату. Но оставлять драгоценные учебники в конюшне не позволил страх за их судьбу. Вряд ли мальчишка-конюший обучен грамоте и захочет перечитать том-другой, зато с удовольствием поспит на них или действительно отправит в печь. Ночью мне снились книги. Формулы налетали голодными коршунами, символы хватались за ноги, пытаясь повалить на землю, а заклинания роями диких пчел летали вокруг, жаля и оставляя волдыри от укусов.

Неудивительно, что утром все учебники оказались разбросаны по полу, вместе со спутанным одеялом и одной из подушек. Хозяина этого заведения я знала давно. Не первый раз останавливалась здесь и успела наладить хорошие отношения. Бывало, и скидку на комнату получала, и лишнюю отбивную за красивые глаза. Но за завтраком он выглядел как-то уж больно мрачно.

— Боюсь желать доброго утра, — я села у стойки, ставя перед собой тарелку. Мужчина горько вздохнул, словно за ночь вымерло пол трактира.

— Крысы — стервецы проклятущие — четыре мешка прогрызли! А этот возьми вчера, да не закрой погреб! Всю муку угадили, ироды, — мужчина почесал маковку, швырнул тряпку на стойку и гневно покосился в сторону кухни, где должно быть и находился обвиненный в нерасторопности субъект.