— Я не сомневаюсь в тебе!
— Я дала повод…
— Ну, прости меня. Прошу, прости.
Разумеется, за этим последовал новый ритуал, именуемый примирением. На этот раз — с очень, очень приятными для мирящихся сторон… дополнениями.
Сначала Карроз покорно отдалась ласкам старшей грерод. Долгим, непривычно и приятно нежным. А потом, перехватив инициативу и вполне осознанно следуя уже пройденной тропой, заставила тётушку рычать и извиваться почти так же отчаянно, как на самом пике гормонального цикла. Но при этом сама Карроз, в отличие от первого раза, от пульсирующего облака чужого экстаза отстранилась. Вполне сознательно.
Чтобы получать наслаждение от власти над разумными, нужен холодный, трезвый ум.
“Ты моя, тётушка. Или будешь моей. Это не чары и не зелья, но лишь немногим хуже… нет-нет, это намного лучше : ведь применение зелий и чар можно отследить…
И это — лишь первый шаг.
Кажется, ты лепетала, что я не могу и мечтать о браке с Шосэтаном Сорентом? Ну-ну. В отличие от женщин, мужчины не связаны циклом. Пусть их удовольствие менее острое, чем у нас, зато они способны спариваться в любой момент, были бы условия.
Капля за каплей — камень точат…
Вот только как помешать Ниллиме провести через Раскрытие Связей моего Шосэтана? Напрямую не выйдет: этой машир не прикажешь. Да и обмануть её…
Как?
Но ничего. Я придумаю способ. Обязательно придумаю! В конце концов, если обмануть слишком проницательную Ниллиму сложно, то вот напыщенного гордеца Шосэтана…”
Открыв глаза, Уммариш обнаружила на лице Карроз мягкую обещающую улыбку — и тут же, не заподозрив дурного, улыбнулась в ответ.
Ниллима
— Значит, Зарм Хоррев?
— Да. Ты обещала компенсировать ущерб чести моего рода, не забыла?
— Нет. И от слов своих не откажусь. Но почему именно Зарм, а не кто-то другой?
— Это очень долгая и запутанная история…
— А я никуда не спешу, — ласково улыбнулась Ниллима.
Шосэтан не удержал маску полного бесстрастия. На миг из-под неё выглянула, скаля свои ядовитые клыки, неприязнь. Впрочем, грерод быстро вернул маску на место и принялся вещать (да-да, именно вещать, а не говорить и даже не излагать). Начал он чуть ли не от начала текущей эпохи, но Ниллима не стала его останавливать. Напротив: подключившись через особый канал связи к инфоцентру — такую выделенную связь она уже неплохо освоила — она прогоняла речь Шосэтана через полдюжины разных аналитических фильтров. Начиная от сравнительно простой программы, удостоверяющей меру искренности высказываний, а говоря проще — ищущей в словах ложь и недомолвки, и заканчивая программой, моделирующей межклановые отношения. Историю, генеалогические данные и перспективы взаимодействия благородных семейств.
Увы, пользы запущенные программы приносили не так много, как хотелось бы. Например, фильтр-правдомер на Шосэтане нередко спотыкался. Да и вообще не давал особых гарантий, обеспечивая лишь некоторый процент вероятности выявления прямого обмана. Прячась за стандартные формулировки и используя другие дипломатические увёртки, грерод ухитрялся врать правдоподобно до озноба. Да он и говорил-то в основном правду, вот только трактовал её так ловко… шерсть вставала дыбом при мысли о том, каких высот должно достигать искусство обмана у более опытных сарье, если уже на уровне Шосэтана этот навык настолько развит! Эмпатия малой и средней “глубины” — не столько подспорье, сколько помеха в выявлении обмана, если лгун искренне верит в собственное враньё… или, хуже того, сам не знает точно, какой из десятка равно вероятных трактовок некоего события следует отдать предпочтение.
Но с выявлением вранья дела обстояли ещё благополучно — если сравнить с результатами работы программы, “воссоздающей систему отношений конкурирующих групп разумных внутри Лабиринта”. Назвать эту программу что-либо моделирующей означало очень сильно преувеличить. Несмотря на активную работу резидентного блока, подсаженного Соседом Долигу Рэхлонду, данных для построения нормальной модели отчаянно не хватало.
Проблема в том, что Смотритель попросту не старался вникать в то, что считал “мелкими нюансами”, милуя либо (чаще) карая обитателей Лабиринта сообразно лишь собственным представлениям о допустимом и должном. С "истинно воинской" прямотой, не взирая на лица и почти всегда игнорируя причины чужих поступков, заодно с сопутствующими обстоятельствами. Из других сарье с резидентными блоками мастер Глам интересовался межклановой политикой ещё меньше. Сорх — совсем даже наоборот. И он мог бы стать истинной драгоценностью среди источников информации, поступающей в инфоцентр. Но увы! Смесок по понятным причинам крутился слишком далеко от тех кругов, где знали истинные первопричины событий или хотя бы могли догадываться о них. Он наблюдал лишь тени следствий тех или иных решений. Разумеется, воссоздавать решения по этим теням представлялось задачей неразрешимой.
Читать дальше