Анатолий Нейтак - Эмиссар - Трансформация [СИ]

— Я позволяю себе ощущать боль в полной мере, но преобразую её форму.

— Как?

Некоторое время Ниллима пытается объяснить целителю принципы, на которых покоятся методики контролируемой синестезии. Причём Лахмен, кажется, даже что-то себе понимает.

— Я слышала, есть такое редкое расстройство низших слоёв духовного тела, — замечает она. — Когда звуки кажутся цветными, тепло и холод приобретают запах, синий цвет колется, а красный — щиплется… ну и так далее. Значит, к боли это тоже относится?

— Да. Я превращаю боль в этакое… пощипывание, как будто на повреждённых участках в тело врастают бесплотные ниточки. Трудно описать это словами. То есть боль остаётся болью, но мой разум при этом интерпретирует её со смещением в тактильные образы. В обычных условиях это действительно следовало бы назвать расстройством, но так как состояние вызвано намеренно и в любой момент может быть снято… — Ниллима повела плечами.

— Намеренно? А как его вызывать?

— Тонким воздействием на головной мозг.

Лахмен вздрогнула. Вспомнила, с кем разговаривает. Это стало ясно без всякого чтения мыслей, когда её взгляд на бун метнулся в сторону злополучного амулета в левой руке машир.

— Как я понимаю, с первичной диагностикой закончено. Твой прогноз?

— Э-э… не очень хороший. Сочетанная травма, отмирание мягких тканей, глубокие и при этом тяжёлые повреждения ауры…

— Что с глазами?

— Боюсь…

— Чего? Говори прямо, не съем.

— Потеря зрения окончательна. Я не смогу исцелить… это. И не знаю, кто бы смог.

— Ясно.

Целитель снова вздрогнула. А Ниллима улыбнулась. Слабо и криво, но всё же.

— Считаешь, я слишком спокойно отнеслась к твоим словам?

— …

— Просто для меня слепота тела не так уж страшна, как ты могла убедиться. Да и эта дурная новость — не новость. Я… догадывалась, какова мера… повреждений.

— Зачем тогда ты просила поставить диагноз?

— Чтобы познакомить с ситуацией и попросить об услуге. Хирургического плана. Как ты сама заметила, поражённые мягкие ткани начинают отмирать. Надо удалить их. Возьмёшься?

Ответ последовал не сразу. Лахмен отступила на полшага, слегка развернулась…

— Почему именно я?

— А разве не ты — отрядный целитель?

— Не строй дурочку, не поверю!

— А ты не изображай безмозглую стерву. Если твоей квалификации не хватает, скажи прямо. В конце концов, ты не хирург-специалист, ничего страшного в отказе не…

— Я не понимаю!

— Чего именно?

Лахмен промолчала. Не дождавшись внятной реакции, Ниллима повторила:

— Так ты возьмёшься оперировать меня?

Молчание. Откровенно враждебное.

— Значит, возьмёшься. Инструменты, препараты есть? Ассистент нужен?

— Почему я?

— Потому что это входит в твои обязанности и я не услышала слова “нет”.

Квартеронка зашипела, словно попавшая на горячие уголья вода.

— Чего ты от меня хочешь, машир?

— Исполнения обязанностей. Пока твоя полезность превышает или хоть уравновешивает стервозность, я готова терпеть тебя в отряде. Если пропорция полезности и стервозности станет обратной — сдам Уэрну. Всё просто.

— То есть ты забудешь про это, — кивок в сторону амулета, — если будешь довольна итогами операции? Так это надо понимать?

— А ты бы предпочла ответную пакость? Могу устроить. Порадуем нашего кладовщика…

Фырканье. Довольно громкое.

— И ты ещё называешь стервой меня !

— С кем поведёшься, милая, — без следа сарказма, со смертельной, буквально, серьёзностью ответила Ниллима. — Вернёмся к болезненной теме. Что тебе потребуется для операции? И кто?

— Да сама справлюсь. Дело, в сущности, не хитрое…

— Вот и славно. Пойдём.

— Что, хочешь разобраться с этим прямо сейчас?

— Ну да. Зачем тянуть?

— Тоже верно…

Сорх

“Вот он, шанс. Сравни — и почувствуй себя красавцем!

Только лестное сравнение почему-то всё равно не радует. Ну совершенно”.

После операции Ниллима превратилась в существо, способное стать фокусом любого, хоть до самых печёнок промороженного кошмара. В эпицентре магического ожога, там, где раньше находились ныне вырезанные глазные яблоки, образовались две глубокие, тёмные, непрерывно “плачущие” сукровицей ямы. Окрестности — верхняя часть носа, брови, низ лба и верх щёк — выглядели немногим лучше. На этом фоне участки, всего лишь густо усыпанные волдырями и лишённые всякого намёка на волосяной покров, казались чуть ли не обычными.

— Что, совсем погано?