Анатолий Нейтак - Эмиссар - Трансформация [СИ]

Если не качеством, то уж стоимостью своей экипировки Найзе Абреш переплюнула всех членов отряда, включая его командира.

Слева от родовитой красотки громоздился ученик последнего, тот самый, щит которого Зарм у Ниллимы на глазах пробил Искрами Гнева из своего жезла. Причём термин “громоздился” следовало признать клинически точным. Грерод и без того существа не самые компактные, но молчаливый младший ученик Зарма выделялся даже на их фоне. В частности, своего наставника этот субъект перерос на две с половиной, если не все три ладони. Ширина же его плеч, мощь ног и всего корпуса внушали иррациональный ужас. Казалось: сойдись этот в рукопашной с тотемным зверем грерод, мечезубом, — и предпочтительные шансы на победу окажутся вовсе не на стороне дикого зверя. Отдельным поводом для изумления служил возраст младшего ученика: в отряде он являлся единственным, кто заметно уступал даже Ниллиме… и потому имел не нулевые шансы подрасти ещё. Хотя, казалось бы, куда уж больше?

Кстати, сурках под ним также выделялся на общем фоне, будучи не егерским, а грузовым. Ну да оно и не удивительно, если подумать. Егерский сурках такую тяжесть, дополненную сумками со снаряжением и провизией, долго бы не проносил. А беговой, пожалуй, и вовсе от одной попытки этого запрыгнуть в седло переломился пополам…

Справа от Найзе ехала ункале, невесть какими ветрами занесённая в компанию хищников. Впрочем, если она действительно принадлежала к ункале, то не к чистокровным. Прекрасная серебристая грива, заплетённая в сложную косу, большие лиловые глаза, отливающие синью и металлом короткие волоски по всему телу, изящное телосложение, даже четырёхпалость — эта сарье легко могла бы сойти за благородную… если бы не выдающие её с головой ноги. Сильно похожие на ноги Ниллимы и для чистокровных ункале с их раздвоенными копытцами, мягко говоря, не характерные.

Опять же, не наблюдалось ни малейших признаков ещё одной отличительной особенности этой расы: рогового выроста между лбом и теменем, в самом начале гривы. У иных ункале из особо древних родов там красовался не просто “роговой вырост”, а полноценный рог — до четырёх-пяти пальцев длиной. Но их спутница, увы, подобного украшения не имела, разве что в совсем уж рудиментарном виде, таком, что под покровом гривы и не различить.

Установив связь через медальон, Ниллима спросила у Сорха:

“Ну что, собиратель слухов, как тебе компания?”

“Нормальная. Кроме драгоценности негранёной, шибко благородной Абреш”.

“А она-то чем тебе не нравится?”

“Доброволец”.

“Да? Откуда знаешь?”

“Откуда-откуда… дождался чуда! …подслушал. Как обычно. Онгер, ученик Зарма, пытался внушить ей необходимость послушания и единоначалия. А она прям взвилась! Я, мол, твоему Зарму уже говорила и повторить могу, что подчиняться буду только достойному. А если командир проявит себя иным образом, займу его место, ибо происхождение даёт мне такое право. Я, мол, не для того вызвалась вступить в отряд, чтобы плясать под гулкий барабан… и всё такое”.

“Что за гулкий барабан?”

“А ты не знаешь? — искренне удивился Сорх. — Это инструмент, во-первых, громкий, во-вторых, пустой, а в третьих, способный задать ритм, но не мелодию. Так что обозвать гулким барабаном разумного — далеко не лесть”.

“Понятно. А об остальных что скажешь?”

“Про почти-ункале — ничего. С ней не сталкивался. Узнал бы имя, может, и вспомнил бы чего ценного. Про ученика Зарма тоже многого не скажу. Зовут его Онгер Хоррев, своему учителю он какой-то там сложноподчинённый родич: не то троюродный дядя, не то в четвёртом колене брат, не то ещё какой “младший сват старшего деверя”, хе-хе. По молодости и малому искусству прославиться Онгер не успел… в отличие от тебя. И от Мугрина Стопы”.

“А что Стопа?”

“О! Этот в определённых кругах знаменит. Прозвали его так не за что-нибудь, а за то, что однажды он лично убиенных Рептилий сложил этакой стопой… высотой, коли слухи не врут, в собственный рост. Чем переплюнул всех участвовавших в деле, включая даже благородных. Может, это легенда, но то, что Мугрин был на границе аж четырежды и сейчас возвращается туда в пятый раз — сухой факт. Среди полукровок мало найдётся таких, кто не мечтал бы добиться хоть половины того, что он”.

“И ты мечтаешь?”

“Я что — доброволец ? С радостью сидел бы в Лабиринте, как раньше!”

“Ну, прости…”

“Да чего там, сам виноват. Нефиг надо смотреть на позорище благородных. По своей же привычке дурной припёрся полюбоваться моментом твоей славы, потому и огрёб”.