— Окей, — сказал Голдсмит, выпустив облако пара, — На нет и суда нет. Сейчас ты вернешься к ним в хату, со всеми попрощаешься и пожмешь им всем руки.
— Чего? Нахрена? — не въехал Андрей.
— Иди, говорю. И руки пожми обязательно. Им всем.
Андрей так ничего и не понял, но выбора у него не было, как и других вариантов. Голдсмит исчез, а Андрей нехотя поплелся обратно в блат–хату бати Фортиуса. Воры все еще чифирили в полном молчании, судя по всему, новых вопросов, требовавших разрешения по понятиям у них на данный момент не было.
— Пришел попрощаться, братва, — сообщил Андрей, лениво вытерев ноги о полотенце.
— А куда рвешься? — поинтересовался Тууг Эазимский, — Наверх тебе хода нет, а внизу крытка, откуда ты и свалился. Куда двинешь–то?
— На тот свет, — ответил Андрей первое, что пришло ему в голову, — Вскрываюсь я. Устал от беспредела.
Воры обеспокоено переглянулись, но Гшап Рептилиумский прошипел:
— Обычный финал беспредельщика. Такая его судьба неприкаянная. Пусть кроется. Личное дело. Жизнь — тюрьма, и каждый имеет право с нее сорваться. Только ты прежде чем вскрываться, маляву–признанку напиши, что это ты стражников завалил, в порыве беспредела. А мы тут не при делах. Нам твои косяки на себя брать без понта.
— Маляву сделаю, — пообещал Андрей, — Ладно, прощайте, законники. Откидываюсь с этой кичи по имени судьба.
Андрей подошел к Балагасу Бугровщику и протянул ему руку, орк руку пожал. Тууг Эазимский и Акио Мокруха тоже пожали Андрею руку, а вот Гшап Рептилиумский вдруг забеспокоился:
— Недоброе чую. Носом чую. Грядет в этой хате беспредел подлый, небывалый.
Протянутая рука Андрея так и осталась висеть в воздухе.
— Ты чего, Гшап? — затревожился теперь уже Тууг Эазимский, — Ты давай поручкайся с ним на прощание. Если не поручкаешься — это все равно, что ты его опущенным назвал.
— Все так, — поддакнул Андрей, — Если не поручкаешься — это все равно, что ты мне в рожу плюнул.
— Яблоко яблоню понятиям не учит, — зашипел Гшап Рептилиумский на Тууга Эазимского, проигнорировав и слова Андрея, и его протянутую руку, — Только чую беду, а чутье вора не подводит. Не буду ручкаться. Чую я, что собираются в этой хате силы темные, гибель они несут укладу воровскому, хаос, доселе не бывший…
Андрей пожал плечами и убрал руку от Гшапа, тем более что он уже устал ее держать. В следующее мгновение за спиной Андрея заговорил Голдсмит, настолько неожиданно, что Андрей дернулся и опрокинул стоявшую на ковре пиалу чифиря.
— Честные воры! — провозгласил Голдсмит, — Мужик Кормак Голдсмит просит вас разрешить вопрос. По всем понятиям. Самому опыта тюремного не хватает. Уж не обессудьте.
— Ну кто так в хату входит? — вознегодовал выронивший от внезапного появления Голдсмита папиросу Тууг Эазимский, — В хате вот так вот, не пройдя порога, не появляются. И вообще, ты когда успел в мужики записаться, Голдсмит? Гномий вздох — не миг, язь — не сиг, а вертухай — не мужик.
— Так я больше не вертухай, сами рассудите, — сказал Голдсмит, выпуская облако нецветного белесого пара, — Сервер у меня отобрала Лига Защиты Эльфов. А меня тут заперла с вами, в форме духа. Выходит, что я арестант теперь. Как и вы.
Слова Голдсмита немедленно вызвали ажиотаж, кошкомальчик Акио, как и всегда, промолчал, зато остальные воры заговорили все разом:
— В чуханы его определить, как бывшего вертухая, — вскричал Тууг Эазимский.
— Бывшие сероперые на отдельных кичах чалятся, туда и греби, — прорычал орк Балагас Бугровщик.
— Тихо, братва. Не мельтешите, — прошипел Гшап Рептилиумский, — Тут покумекать надо. Наскоком не решишь.
Все замолчали, а рептилоид некоторое время раздумывал, прихлебывая чифирь и почесывая чешую. Наконец он изрек:
— Дело сложное. Интересное, подхода творческого требует. Вижу, что дым Голдсмит теперь белый пускает, арестантский. Да и вещи базарит здравые. А вдруг и правда ровным мужиком стал? А что вертухаем был — так то палка о двух концах. С одной стороны, как есть вертухай. А с другой, тюрбана не носил, уклад не притеснял. Мы в этой хате по–людски живем не только по воле Бати Фортиуса, но и по воле Голдсмита. Он же игру создал. И весь наш грев его программисты заслали, получается. Нет, тюрьма–мать каждому шанс дает. Чем Голдсмит хуже? Пробейте его, братва.
— Гладко раскладываешь, Гшап, в натуре, — зарычал Балагас Бугровщик, — Слышь, Голдсмит, если пробивон наш выдержишь — быть тебе мужиком. А не выдержишь — висеть тебе на пике волшебной, которую мы у паладина подрезали. Она и духов калечит, мы проверяли.
Читать дальше