Коллектив авторов - Пути и перепутья

— Отличная погодка, чтобы умереть, ты не находишь?

Байрон ковырнул тростью дёрн.

Ещё раз.

И ещё.

— Да, вполне, — выдавил из себя Дункан Маклауд.

— И один из нас сегодня умрёт, — медленно проговорил поэт, с деланным безразличием глядя куда-то в сторону и продолжая уничтожать ни в чём не повинный газон.

— Останется только один, — выдал Дункан привычное заклинание, которое прозвучало в это утро на редкость безжизненно — уж точно без обычного воодушевления и огня. Как-то уныло.

Чтобы избавиться от накатывающих волнами смутных сомнений, Горец достал из-под полы плаща катану.

— Хватит болтать. Начнём.

— Ты куда-то спешишь? — поднял брови Байрон.

— Давай быстрее покончим с этим, — то ли приказал, то ли попросил Маклауд, с каждой секундой теряя уверенность в правильности происходящего.

— «Быстрее», — протянул поэт, — ясно, ты спешишь.

— Надеюсь, ты захватил свой меч.

— Не волнуйся, мой меч всегда при мне. Острый, опасный, такой же, как у всех, — заверил соперника Байрон.

Однако он не удосужился начать поединок незамедлительно, как от него требовали. На что получил последнее предупреждение:

— Если ты думаешь, что я буду ждать вечность, то ты ошибаешься, — зло обронил Маклауд.

— Пусть вечность сама подождёт, — парировал поэт, внутренне на что-то решаясь. Он резко вскинул голову и посмотрел сопернику прямо в глаза.

— Дункан Маклауд, мы начнём поединок сразу же, как только ты назовёшь то, что нас связывает и роднит. Дай имя тому, что есть у меня и у тебя, и я буду в полном твоём распоряжении. Я несколько дней бился над разгадкой этой великой тайны, но так и не смог её постичь. Не преуспел, понимаешь ли.

В порыве нахлынувших чувств, Байрон вонзил трость в землю.

— Говорят, ты искусный боец, и твоя победа может грозить мне вечностью терзаний в поисках ответа на этот вопрос. А я там, — он указал пальцем в небо, — терзаться не хочу. Дарий уверял, что ты умён, так блесни умом. Удиви меня.

— Ты тянешь время, — Дункан больше не сомневался, в трусости визави так точно.

— Да думай, как знаешь, — огрызнулся Байрон. — Хорошо, начну я с самого очевидного: мы оба шотландцы, но что с того? Несомненно, я не в таком восторге от родины, как ты, поэтому дело не в происхождении, всё не то.

— Разгадка не спасёт тебя от смерти.

— Да плевать я хотел на смерть! — выкрикнул поэт. — Пудинг! — ругнулся он по привычке, но, поймав недоуменный взгляд Маклауда, перешёл на более распространённые крепкие выражения и отсыпал их не жалея. Тираду он закончил довольно неожиданно:

— А ведь Дарий мог запереть меня в своих катакомбах, чтобы медленно, но верно, как умеет только он, расставить все точки над і. Но почему-то он пошёл другим путём. Невыносимый человек. Если бы все священники были такими, как Дарий, мир бы давным-давно сошёл с ума. Или…

Он опять поднял указующий перст, в очередной раз бросая вызов небесам.

— Или на земле бы — давным-давно — наступил рай, — неожиданно закончил за него Дункан Маклауд.

— Что ты сказал? — не поверил своим ушам Байрон.

— Я сказал, что Дарий — хороший священник и самый лучший друг, — снизошёл до объяснений Маклауд. — Когда-то он осмелился мне, человеку, умевшему лишь одно — безжалостно убивать, заявить, что война — бессмысленная жестокость.

— И что ты? — Байрон дожидался ответа, затаив дыхание.

— Не знаю, как он это делает, но… — Дункан не сдержался и улыбнулся. Улыбка скользнула по его лицу и исчезла, но успела смягчить резкие черты. — Я с ним согласился.

— О, ты только что повторил мою историю, — внезапно осчастливленный этими словами поэт запрокинул голову, обратив взор к небу. — Дарий творит чудеса. И знаешь что, Маклауд… — прихрамывая больше чем обычно, Байрон опасно приблизился к сопернику, нисколько не заботясь о возможных последствиях. — Я боготворю этого человека. Пожалуй, он — единственный мой настоящий друг.

И, повернувшись спиной к Дункану, Байрон, что-то бормоча себе под нос, сделал ещё несколько шагов.

— Эй, — окликнул его Маклауд.

— Чего тебе? — оглянулся поэт.

— Дарий и мой друг тоже. Настоящий друг.

— Хм, — нахмурил поэт брови.

Теперь настал черёд Дункана преодолевать опасную черту.

— Ты понял? — спросил он, подойдя к поэту на расстояние одного короткого удара меча.

— Кажется, да, — кивнул Байрон, переводя дух.

— Знаешь, когда я разговаривал с Дарием о тебе, он тоже всё время твердил о каком-то сходстве и родстве между нами. Признаться, я плохо его слушал, потому что слишком сильно в тот момент ненавидел тебя.