Коллектив авторов - Пути и перепутья

Ещё один хлёсткий удар по рёбрам.

— Верю.

— Вот и отлично, — Байрон повернулся к своим к тому времени слегка заскучавшим друзьям. — Я с ним закончил, — и более воодушевлённо: — Ну, что пошли?

Не обращая больше никакого внимания на поверженных, весёлая компания направилась к церкви, у входа в которую уже стоял вышедший на шум священник.

— Дарий, я привёз тебе столько работы! — радостно приветствовал друга Байрон. — Это мои друзья, и они самые заблудшие из всех заблудших овец в мире.

Они обнялись.

— Спасибо, — тихо поблагодарил Дарий.

— Не за что, — просто ответил Байрон. — Они больше не придут.

И рассмеялся:

— Те не придут, а вот эти… Вглядись, падре, в их порочные лица. Перед тобой самые отборные грешники, хуже просто не придумать. Возьмём, скажем, Крыса. Крыс, за сколько ты продал последние снимки с сиськами знаменитости, напомни мне? Сколько?! О, пудинг, почему мне столько никто не платит?

Байрон метался по ризнице, размахивая руками и щедро одаривая Дария пудингами разной степени выразительности — по большей части громкими. Очень громкими.

— Упёртый солдафон! Осёл, лишённый воображения. Невежда. Впрочем, и невежа тоже.

— Давно не видел тебя таким, — встревожился священник. — Успокойся и расскажи, что случилось.

Но Байрон остановился лишь затем, чтобы перевести дыхание, на его лице легко прочитывалось: он сказал далеко не всё.

— Я сейчас взорвусь.

Увы, поэт был очень далёк даже от подобия спокойствия.

— Не понимаю, Дарий, как ты можешь дружить с ним? Мне пяти минут хватило, — пожаловался он.

— Хватило для чего?

— Чтобы понять, что представляет собой Дункан Маклауд.

— И что же? Расскажи мне.

Дарий крутил в руках игрушечного солдатика, он нервничал, но старался не подать вида, пытаясь следовать собственному совету.

— Я же тебе только что перечислил всего его сильные стороны, чем ты слушал? — возмутился Байрон. — Солдафон, осёл и невежда.

— И мой друг.

— Это-то и странно.

— Всё же я бы не судил о нём так категорично.

Но поэт отмахнулся от этого довода, как от скучной аксиомы:

— Ты ни о ком не судишь категорично.

Байрон остановился у стола, за которым сидел Дарий, и погрузился в раздумья. Придя, видимо, не к самым оптимистичным выводам, он заявил, чеканя слова:

— Если я ещё раз пересекусь где-нибудь с Маклаудом, всё закончится плохо. Очень плохо.

Он нахмурился, и его глаза стали почти чёрными.

— Я его вызову — вот что я сделаю!

— Нет! — не выдержал Дарий, поднимаясь.

Байрон посмотрел на друга умоляюще. И пожаловался:

— Как ты не понимаешь: меня с души воротит, когда я его вижу. Немотивированная антипатия, против неё я бессилен, и…

Дарий не дал ему договорить, резко оборвав:

— Ты можешь сколько угодно бранить Маклауда, находя в нём качества, которые, возможно, в нём действительно имеются и которыми не стоит гордиться. Но ты не замечаешь одного. Одного очень важного качества Дункана, оно есть у него и есть у тебя. Не хочешь замечать.

— Какого качества? — попытался уточнить обескураженный поэт: Дарий, утративший своё обычное хладнокровие, стал для него настоящим откровением, причём не самым приятным.

— А я тебе не скажу, найти ответ сам, — бросил Дарий, возвращаясь за стол.

— Играющий чужими жизнями психопат и наркоман. Извращенец, которого давно пора посадить на цепь.

— Слишком много грубых и неуместных метафор, Дункан. Забыл? Ты повстречал его в моей ризнице. Моей, слышишь? — попытался смягчить сказанное священник, особо выделив отдельные слова.

— Я решил, что он тебя убил, — мрачно заявил Маклауд, не особо прислушиваясь даже к словам, не то что к интонации.

Неожиданное признание заставило Дария рассмеяться, хотя и не очень весело.

— Убил меня в церкви? Как ты это себе представляешь?

— Он — сосредоточие всех мыслимых пороков, от него всякое можно ожидать.

— Как и от любого из нас, — тут же возразил священник.

— Мне не потребовалось второго взгляда на Байрона, чтобы составить о нём мнение, — Маклауд стоял на своём, и сдвинуть его с постамента упрямства не представлялось возможным.

— И ему тоже, — вздохнул Дарий. — К сожалению.

Он ещё раз внимательно посмотрел на друга: Маклауд сидел, нахмурив брови.

— В следующий раз пусть пеняет на себя, — сообщил о своих ближайших намерениях Маклауд и снова надолго замолчал.

— Дункан, — обратился к нему Дарий, но тот его не услышал. — Дункан, — терпеливо повторил священник, — спорить с тобой бесполезно, согласен, вы — антиподы. Но у вас всё же есть кое-что общее, и я буду молиться, чтобы вы оба его увидели.