Появление фарги в качестве курсанта первого курса вырвало шквал или даже бурю противоречивых эмоций у офицеров и курсантов. В одном и те, и другие были полностью согласны. Она курсант, и спрашивать с нее надо так же, как с остальных. Она девчонка - так пусть убедится, что ей здесь не место. И уж совсем ей не прощали то, что она действительно была и быстрей, и ловчей, и смелее многих, а потому и обгоняла, и клала на лопатки. Поэтому если в учебном бою два парня не считали особо зазорным проиграть - ну, проиграл и проиграл, со всеми бывает, то в паре с Рысеной парни бились до последнего. И после проигрыша, а такие случались не так уж редко, ходили злые и требовали реванша.
Обидные прозвища и оскорбительные слова летели в Рыську как ядра во время осады крепости. За свои двенадцать лет Рыська привыкла быстро и легко обзаводиться друзьями, и от такого все время хотелось плакать. Рыся гордо вздергивала подбородок и делала вид, что ее это не касается. И даже ночью, намазывая особо болючие синяки очередной Жужиновой бодягой, уговаривала себя не реветь. Ночью приходила мама, садилась на кровать, долго гладила непокорную дочь по непутевой голове и вздыхала, глядя на высунутую из-под одеяла пятнистую руку или ногу. В пять утра Рысена вскакивала, торопливо умывалась и одевалась, на ходу завтракала и убегала. Отец то же никаких речей не произносил и хлопотать за Рыську не собирался. Однако в первый же выходной, дав дочери немножко отоспаться, увел ее в тренировочный зал и до самого ужина натаскивал ее в бою на мечах и рукопашном бое. В следующий выходной все повторилось.
Лин и Нили, ее единственные друзья в университете, расплачивались за дружбу тем, что ежедневно дрались за Рыськину честь в малом дворе за туалетами, извечном месте для выяснения отношений. Дрались один на один и двое против толпы. Рыська ни о чем не знала, только один раз спросила у Нили: 'Вы с Лином опять с фингалами! Мои синяки заразные, что ли?' и ежедневно таскала им из дворца что-нибудь вкусненькое. От предложенных припарок оба гордо отказались, сказав, что они не девчонки. Но дважды случайно забытые Рысей флакончики-горшочки успешно заныкали.
И через три недели, и через четыре седмицы ничего не изменилось. Рыська отлично осваивала теорию, неплохо практику, по-прежнему ходила в синяках и не жаловалась. Народ постепенно привыкал к рыжей фарге и перестал задирать ее по каждому поводу. Ну, то есть задирал по каждому второму.
Еще через неделю у первого курса провели контрольную. Результаты контрольной были поразительно успешными. Дело в том, что два брата, погодки Хрюрь и Мрырь Пампуцкие, нагло выкрали у полковника Шакпи правильные ответы и раздали всему курсу. Кроме... Правильно, Росинты Гольди. Тем не менее, именно у нее в ответах не было ни одной ошибки (остальные благоразумно ошиблись один-два раза), и именно из ее книги совершенно случайно выпали записи полковника. Ее результаты были аннулированы, а сама она приговорена к суткам на губе и розгам.
Рыська молча сняла мундир и рубашку, легла на лавку и сказала спине капитана Свониша:
- Я готова.
Капитан вздохнул и приступил к исполнению наказания. Он старался бить не так сильно, но тренированная рука опускалась с привычным усилием. После десятого удара капитан, морщась от жалости, приказал одеваться. Рысена поднялась с лавки, на секунду спрятала лицо в рубашку, смахивая слезинки, оделась и прошла из пытошной в камеру.
Братьев Пампуцких курс дружно отлупил за туалетами. Через маленькое зарешеченное окошко Рыське просунули ватрушку, связку колбасок и записку: 'Г-жу Б. предупредили'. Рыська вытерла мокрые щеки, с аппетитом поужинала, и первый раз за курсантскую жизнь заснула с улыбкой.
Веслава Гродена, помимо несения службы в Черном полку Королевской гвардии, озаботили общей подготовкой новобранцев. Ему вменили нещадно и ежедневно гонять первокурсников и в хвост (у кого был) и в гриву (даже у кого не было). Курс построился на плацу и приготовился внимать. Вместо этого лейтенант Гроден скомандовал отжиматься. На неосторожный вопрос Хрюря: 'Сколько раз?', Весь ответил с неуловимой интонацией полковника Торхаша:
- Как звать? Так вот, Хрюрь. Все отжимаются, пока не упадут и еще раз не упадут. А ты - пока не помрешь.
После такого жизнеутверждающего сообщения Веслав продолжил прохаживаться вдоль рядов, время от времени тыкая в оттопыренные не по уставу зады ножнами. Остановившись над старшеньким Пампуцким, господин лейтенант смотрел, как несчастное тело извивается, как больная гусеница, и подбадривающе говорил:
Читать дальше