Андрей Мартьянов - Тень Императора

- Стало быть, я ошибся.

- И это будет стоить тебе дорого. Дверь в зал без стука распахнулась, и на пороге появилась Нганья с серебряным подносом в руках.

- Входи. Ты принесла то, о чем я тебя просила? - обратилась к подруге Ильяс.

- Да. - Нганья сделала вошедшим за ней воинам знак подождать её у входа и, обращаясь к Газахлару, пояснила. - Ильяс велела приготовить тебе подарок, и я поспешила выполнить её распоряжение.

- Какой ещё подарок? - В голосе Газахлара отчетливо послышалась тревога. Он отступил от шагнувшей к нему Нганьи и, качнувшись, едва не уронил напольную тонкогорлую вазу с большими белыми цветами.

- Подними платок, - велела Ильяс. Газахлар неуверенно протянул руку и сдернул платок с принесенного Нганьей подноса. Издал сдавленный крик и отшатнулся, словно увидел на нем ядовитую гадину. На подносе в лужице крови лежала голова Амаши. Рядом с ней весело посверкивал массивный золотой перстень с огромным изумрудом.

- Зачем ты это сделала? Он мог сослужить тебе добрую службу!

- Не мог. Так же, как не сможешь и ты. Помолись и, если у тебя есть какие-нибудь поручения живым, обдумай и выскажи их. Ибо мгновения жизни твоей сочтены.

- Как?! Неужели ты велишь убить меня? Ты - моя дочь!

- Ты уже мертв. Будучи твоей дочерью, я тоже извлекла кое-что полезное из речей Эвриха. Равно как и из его тюков. - Ильяс криво усмехнулась и указала пальцем на вазочку с кишмишем. - Твоя смерть будет сладкой. Или, по крайней мере, быстрой. Моему сыну не нужен наставник, не способный избавиться от пагубных привычек.

Газахлар попятился от дочери и со стоном рухнул в оказавшееся на его пути плетенное из тростника кресло. Ильяс взяла с подноса перстень Амаши, подышала на изумруд, потерла камень о полу роскошного одеяния и поднесла к глазам, словно надеялась увидеть в его сине-зеленых глубинах корабль, уносящий её ненаглядного арранта к берегам Восточного материка.

При изрядной вместимости нанятое Иммамалом суденышко отличалось быстроходностью, что было немаловажно для торговца, поставлявшего мономатанские фрукты на остров Толми, к столу учеников Божественных Братьев. Эврих не пытался узнать, какими посулами посланец Мария Лаура соблазнил купца срочно отплыть в Мельсину - бежать, лишив себя возможности вернуться в Город Тысячи Храмов до тех пор, пока Кешо не перестанет быть императором. Добравшись среди ночи на утлой лодчонке до стоящего на внешнем рейде "Вездесущего", аррант замкнулся в себе и не раскрывал рта, ежели его не донимали расспросами и разговорами другие беженцы из Мванааке, коих собралось здесь около дюжины.

Он редко уходил с палубы, где часами любовался морем, по которому, оказывается, успел сильно соскучиться. Странно, казалось бы - отличный вид на море открывался из "Мраморного логова", с Закатных и Рассветных холмов и даже с крыши "Дома Шайала", от коего остались лишь зола и угли. Но глядеть на море с суши и с борта быстроходного судна - совсем не одно и то же. Движение корабля, запах и цвет моря, колебание палубы под ногами и бесконечный простор - все это, а может, и ещё что-то неназываемое заставляло его ощущать себя неотъемлемой частицей этого мира, которая пребудет в веках. Временами ему чудилось, что он сливается сознанием с парящими за кормой "Вездесущего" чайками, с летучими рыбами, выпрыгивавшими порой из длинных, пологих волн, с дельфинами, резвящимися, словно дети, в сине-зеленой бездне. Ему мерещилось, что он не стоит на палубе, а летит над волнами и, того и гляди, взмоет в звонкую синь поднебесья. Он был одновременно и морем, и небом, и ветром, и раскаленным солнцем, подобно огромному судну с багровыми парусами, уходящему за горизонт...

- Неужели тебе не интересно, чем там все кончится? В столице, у Аль-Чориль и Тарагаты?

Перевязанный и прихрамывающий Тартунг появился, как всегда, неожиданно и, остановившись подле Эвриха, облокотился на фальшборт с таким видом, что ясно было: уходить он не собирается и прогнать себя не позволит. Юноша всерьез считал, что его старший друг нуждается в поддержке и утешении, и избавиться от этой непрошеной опеки арранту было ничуть не легче, чем собрать пролитое или превратить сыр обратно в молоко. Впрочем, если бы ему даже удалось прогнать Тартунга, на смену юноше явилась бы Афарга, Иммамал или Ирам, каждый из которых полагал почему-то, будто желание Эвриха побыть в тишине и покое свидетельствует о его душевном нездоровье и разладе чувств.

- Не понимаю, как ты мог покинуть Город Тысячи Храмов, не доведя начатое дело до конца? - продолжал Тартунг, намеренно не замечая недовольства арранта. - Я вот прямо-таки умираю от любопытства: удастся ли Аль-Чориль скинуть Кешо, или все её старания пойдут прахом? Уж и Афаргу спрашивал, но она, к сожалению, ни предсказывать, ни гадать не умеет.