Ольга Михайлова - Возмездие

— …Теперь он в аду, Камилло, я уверен. Да, гадит в тапки дьяволу.

Альбино так и не смог понять, трунит епископ или глуп. Каждая его фраза звучала двусмысленно. Монах тихо спросил о клирике у Франческо Фантони, но тот, пожав плечами, ответил, что его преосвященство всегда отпускает ему его грехи, стало быть, с его стороны будет галантностью ответить ему тем же. Арминелли, спрошенный о епископе, заметил, что тот — свой человек у Петруччи, значит, всех устраивает, а вот Камилло Тонди на тот же вопрос рассеянно проронил, что дуракам обычно свойственно умничать, а вот дурачиться — это забавы людей с головой.

Однако самому Альбино так не показалось. Квирини сел играть в карты с мессиром Венафро, и узнав, что тот недавно побывал на побережье, завистливо вздохнул:

— Как удачлива твоя задница, Тонио! А мне этот бастард, римский визитатор, свалится на голову как кусок говна, теперь месяц никуда не выберусь из-за этого ублюдка. Так ещё и истерику мне закатил, почему, мол, фрески сыпятся в храме? А у меня лишних денег нет, одни потаскухи обходятся чёрт знает во сколько, а недавно я ещё и проигрался в пух и прах. Тратиться на иконы, когда и на блядей денег не хватает? Ну, не идиота ли прислали, а?

Альбино побледнел и торопливо отошёл: епископ внушал ему такое отвращение, что даже похожий на палача прокурор Монтинеро показался приличным человеком.

Как может человек Церкви произносить такие кощунства?

Между тем, весь день был заполнен увеселениями: везде кружились гимнасты и жонглёры, актёры разыгрывали пантомимы, столы на весенней поляне под тутовником ломились от яств и напитков. Несколько раз Альбино замечал Франческо, который то играл в кости с Монтинеро, то, к большому удивлению монаха, о чём-то секретничал с мессиром Марескотти. Видя Фантони рядом с этим человеком, Альбино мрачнел и на душе его мутнело.

Потом почти все сошлись на пустоши позади виллы Палески, где были устроены конные состязания. Альбино слышал какие-то препирательства и крики в зелёном шатре, позже оттуда вышли несколько одинаково одетых мужчин и пошли к лошадям.

Но всё очень быстро закончилось. Один всадник вырвался вперёд после первого же круга и после никому уже не дал себя обогнать, его чёрный жеребец, огромный и страшный, как конь Апокалипсиса, нёсся как ветер, и алая лента победителя спустя несколько мгновений затрепетала на его могучей шее.

Теперь Альбино узнал всадника. С коня спрыгнул Франческо Фантони. Он с улыбкой принимал поздравления и удивительной красоты седло с изогнутой лукой и позолоченными стременами. Прокурор же, как понял Альбино, поставил на победу Сверчка и сейчас подмигнул епископу Квирини, который тоже с довольной улыбкой опустил в карман несколько золотых монет.

После конных состязаний на поляне устроили танцы. Альбино выпил лишь два стакана вина за здоровье главы синьории Петруччи и совсем не чувствовал хмеля. Он старался не спускать глаз с Марескотти, Пьетро Грифоли, Паоло Сильвестри, Карло Донати и Никколо Линцано, но Марескотти вскоре тоже исчез вместе с хозяином дома Лучано Палески, надо полагать, для них внутри виллы было сервировано особое застолье.

Но остальные были перед ним: Сильвестри и Донати пили и мерзко судачили о женщинах, Никколо Линцано, краснощёкий молодчик с томными, словно нарисованными глазами, говорил только о лошадях и зло куражился над выигрышем Фантони, уверяя, что тот сжулил, обойдя его на два корпуса, хоть и не уточнял, как именно, а Пьетро Грифоли, широкоплечий, смуглый и темноволосый, с мутным нечитаемым взглядом, что-то шёпотом вещал слуге, почтительно склонившемуся перед ним. Все эти люди казались Альбино до странности одинаковыми, сходство усугублялось одинаковой одеждой и крупным сложением всех четверых.

— Этот мерзавец явно нарушил правила. Он и весит-то всего ничего, его жеребец, почитай, порожним шёл, — не мог успокоиться Линцано, скрипя зубами.

— Ну, сто восемнадцать фунтов в нём, положим, есть, и ему же добавили веса на седле, — бросил Грифоли, думая, казалось, о своём. — А вот седло от Пульчи жаль, недурное, и надо же, досталось этому певуну, — сам он внимательно следил за стайкой девушек. — За дерзость наглому фигляру дать по зубам, конечно, не помешает…

Альбино проследил за взглядом Грифоли, и заметил, что он не спускает глаз с двух красоток — синьорины Лауры Палески, дочери хозяина, и ещё одной Лауры, из дома Четона, племянницы и наследницы известного в городе откупщика и родни самого Петруччи. Обе девицы ревновали друг к другу, но, как вскоре понял Альбино, причиной было не соперничество в красоте, а любовное состязание, ибо обе были явно влюблены в одного мужчину, и Альбино не составило труда понять, в какого именно. Обе строили глазки Франческо Фантони и вертелись вокруг него, но тот не отдавая предпочтения ни одной девице, оживлённо болтал с обеими.