Виктория Карелова - Академия Истины

— Ну, не то чтоб прям копия, но типаж в целом тот же, — со странной печалью произнесла художница, тоже рассматривая портрет.

— Извини, Бриандочка, не нахожу никакого сходства! — покаялась я.

— Ты безнадежна! — фыркнула блондинка. — Даже Анс заметил, а уж он-то известное бревно в плане зрительного восприятия образов.

— А кто она? — заинтересовалась я.

— А ты до сих пор не поняла? — удивилась художница. — Это Марьяна. Красива, как звезда, а вместо души — свинцовая туча.

— Это принцесса, которую мы встретили по пути в театр?

— Она самая.

— А зачем же она такое красивое лицо закрывает кружевами?

— Это называется вуаль. Вроде как чтобы не узнали. Хотя в Веритерре не так уж много женщин ходит в либерьянском платье, так что… Ладно, пес с ней! — Брианда схватила картину и утащила обратно за мольберты. — Давай, говори сразу, что ты обо мне думаешь, — велела она, вернувшись.

— Э-э-э… в каком смысле? — Я опять не поспевала за поворотами нашей беседы, впрочем, так случалось почти каждый раз.

— Ну, что я, мерзавка, использовала твое доверие, и все в таком духе…

— Бриандочка, ты себя хорошо чувствуешь? — заволновалась я.

— Хаос! — воскликнула художница, шлепаясь на ближайшую табуретку. — Нет, я так не могу! Ты же совсем еще ребенок. Я себя чувствую пожирательницей младенцев!

— Объясни толком, что случилось? — Подойдя, я погладила девушку по плечу. Совершенно не могу уразуметь, из-за чего она переживает. — Ну, даже если я взаправду похожа на эту вашу Марьяну, это что, плохо?

— Да нет, наоборот, хорошо, — упавшим голосом произнесла художница. У нее даже плечи поникли. — Ты — совсем другая, очень чистая и честная, не меркантильная, добрая, серьезная… Хорошая, в общем.

— Знаешь, мне очень приятно это все слышать, но ты ошибаешься. — Я присела на соседний стульчик. — В последнее время только и занимаюсь тем, что всех обманываю, а ты говоришь — честная. Не могу найти в себе сил простить Питера, хотя умом и понимаю, что на его месте вполне могла бы поступить так же, а ты говоришь — добрая.

— Ой, вот только не топчись по моей застарелой мозоли, — тут же взъерепенилась девушка. — Этот твой северянин у меня уже в печенках сидит!

— А что он тебе-то плохого сделал? — в очередной раз подивилась я.

— Да плохого, может, и ничего, надоел просто до изжоги!

Какой-то странный у нас выходит разговор: как будто каждая о чем-то своем говорит… Вроде как я ей — про Фому, а она мне — про Ерему!

— Бриандочка, у меня в голове уже все перепуталось. Ты мне по-простому скажи: что тебя так сильно огорчает?

— Твоя наивность!

И как это следует понимать? Я молчала, пытаясь придумать хоть какой-то ответ, а он почему-то все никак не хотел придумываться.

— Ладно, — сдалась художница, — по-простому так по-простому, раз уж намеков ты не понимаешь. Как правило, мужчине нравится какой-то определенный тип женской внешности. Вот мой братец как раз предпочитает именно девушек такого типа, как Марьяна. И как ты.

И вот тут-то я на собственном опыте поняла значение выражения «глаза на лоб полезли».

— Ты ошибаешься! Магистр Кальдерон ни разу не позволил себе ничего такого, что можно было бы истолковать как проявление интереса! Он всегда был предельно вежлив и сдержан! Даже когда я сама развязала опояску… — Я тут же прикусила язык, но было поздно.

На этот раз глаза на лоб полезли у Брианды:

— Убиться веником! Какая у людей насыщенная жизнь, оказывается! И как же поступил мой ненаглядный братец в этой восхитительно пикантной ситуации?

— Завязал ее обратно, — буркнула я.

— Вот и встретились два барана! — обреченно прикрыла глаза девушка. — У одного принципы скоро из ушей полезут, а другой наивность глаза застит! Нет, я с вами поседею раньше времени!

И тут у меня в голове зазвенел тонкий голосок: «Что, Бриандочка уже успела подложить под тебя новую подружку?»

— Подожди, — вскрикнула я, позабыв о неловкости, — так эта ваша принцесса что, правду сказала?

— Насчет чего?

— Про «подложить новую подружку»?

— Ну, она, конечно, выразилась очень грубо, но суть в целом передала верно. — Кажется, я впервые видела Брианду смущенной.

— И все эти платья, которые ты мне дарила, это попытка меня… задобрить, что ли? — окончательно ошалела я.

— Нет! — рявкнула художница. — Ты уж из крайности в крайность-то не кидайся! Я просто хотела, чтобы ты выглядела как можно привлекательней. Сама же видела, что в подходящих нарядах становишься просто неотразимой. А эта черная тряпка, в которой ты вечно ходила… да я даже благодарна тому, кто ее сжег наконец-то! Ты же в ней смотрелась совсем невзрачной. Знаешь, как тебя Анс прозвал?