Р. Бэккер - Тьма прежних времен

«Меня призвали домой», — думал Ахкеймион. В самом слове «дом» в применении к этому месту чувствовалась ирония. Мало было мест на свете — разве что Голготтерат, да еще, пожалуй, Багряные Шпили, — более холодных и негостеприимных, чем Атьерс.

Крохотный и одинокий посреди зала аудиенций, Ахкеймион старался сдерживать нетерпение. Члены Кворума, правящего совета школы Завета, кучками толпились по темным углам и внимательно изучали его. Он знал, кого они видят: плотного мужика в простом коричневом дорожном халате, с прямоугольной бородкой, в которой поблескивают седые пряди. Ахкеймион выглядел как человек, который большую часть жизни провел в пути: широкие плечи и загорелое, дубленое лицо чернорабочего. Совсем не похожий на колдуна.

Впрочем, шпиону ни в коем случае не следует быть похожим на колдуна.

Раздраженный их пристальными взглядами, Ахкеймион с трудом сдерживался, чтобы не спросить, не хотят ли они, подобно внимательному работорговцу, еще и посмотреть его зубы.

«Наконец-то дома».

Атьерс, цитадель школы Завета, — его дом, и всегда останется для него домом, но, появляясь здесь, Ахкеймион почему-то каждый раз чувствовал себя приниженным. Дело не только в тяжеловесной архитектуре: Атьерс был выстроен в соответствии с обычаями Древнего Севера, а тамошние архитекторы не имели представления ни об арках, ни о куполах. Внутренние галереи цитадели представляли собой лес массивных колонн, и под потолком вечно клубились дым и мрак. Каждую колонну покрывал стилизованный рельеф, и горящие жаровни отбрасывали чересчур причудливые тени — по крайней мере, так казалось Ахкеймиону. Казалось, помещение меняется с каждым колебанием пламени.

Наконец один из Кворума обратился к нему:

— Ахкеймион, нам не следует более пренебрегать Тысячей Храмов — по крайней мере, с тех пор, как Майтанет захватил престол и объявил себя шрайей.

Разумеется, молчание нарушил Наутцера. Это был тот человек, чей голос Ахкеймион меньше всего хотел услышать, но именно он всегда говорил первым.

— До меня доходили только слухи, — ответил Ахкеймион сдержанным тоном — с Наутцерой никто иначе не разговаривал.

— Поверь мне, — кисло ответил Наутцера, — слухи не отдают должного этому человеку.

— Но выживет ли он?

Естественный вопрос. Немало шрайи хватались за кормило Тысячи Храмов — и обнаруживали, что этот огромный корабль отказывается повиноваться им.

— Этот выживет, — ответил Наутцера. — Более того, он процветает. Все — слышишь, все культы явились к нему в Сумну. Все до единого облобызали его колено. И при этом безо всяких политических уловок, обязательных для такой передачи власти. Никаких мелких бойкотов. Ни единого не явившегося!

Он сделал паузу, давая Ахкеймиону время оценить значение сказанного.

— Он расшевелил нечто… — Надменный старый колдун поджал губы, спуская следующее слово с цепи, точно опасного пса: — Нечто невиданное! И не только в Тысяче Храмов.

— Но ведь такое уже бывало, — решился вставить Ахкеймион. — Фанатики, манящие спасением в одной руке, чтобы отвлечь внимание от кнута в другой. Рано или поздно кнут станет виден всем.

— Нет. «Такого» еще не бывало. Никто не выдвигался так стремительно и так ловко. Майтанет — не просто энтузиаст. За первые три недели его правления были раскрыты два заговора с целью его отравить — и, главное, раскрыл их не кто иной, как сам Майтанет. В Сумне были разоблачены и казнены не менее семи императорских агентов. В этом человеке есть нечто большее, чем хитрость и коварство. Нечто куда большее.