Артем Савин - Цитадель души моей (СИ)

- Ты их поймай сначала, - скептически отозвался Кипарис, - я думаю, они уже узнали, что нас три десятка вместо одного. И удрали, конечно же - это ж вольпы. Уже вторую сотню стадий, небось, разменивают.

От повозок послышался громкий металлический лязг. Я повернул голову и встретился глазами с Птицей. Он с натугой перевалил через борт повозки кучу кольчуг и поманил меня пальцем.

- Шелест, подь сюды!

- Зачем?

- Ты совсем страх потерял? - а это Страх. Спрыгнул с другой стороны повозки, держа за рога одиннадцать арбалетов - пять в левой и шесть в правой.

- Поможешь Птице кольчуги нести. И не спорь. А то мне страх как хочется кому-нибудь рожу начистить, так что не давай повода.

Я вздохнул и пошёл к повозкам.

Тяжелые они, кольчуги. Мин тридцать каждая весит. Не знаю как Птица, но я весь вымок, пока свои шесть штук обратно до площади дотащил. Огляделся, отметил с облегчением, что колья уже опустели, нашел взглядом негромко о чем-то разговаривающих лейтенантов, и, подойдя к ним пасов на десять, с грохотом ссыпал кольчуги на землю. Птица сделал то же самое. Ворчун посмотрел на нас тяжёлым взглядом.

- Одевайте. Арбалет каждый возьмите и болтов с десяток, - вздохнул, - больше точно не потребуется.

Юлий с Ваном, однако, свои сквады в кольчуги одевать не стали. Ну не знаю, может они и правы. В кольчуге, конечно, защищенней себя чувствуешь. Увереннее как-то. Но и движения она порядком сковывает, особенно когда не просто рукой или ногой, а всем корпусом двигаешься. В сторону отскочить, от удара меча отклониться, развернуться на звук - уже не так быстро получается. Так что в принципе я понимаю, почему егеря кольчуги, не говоря уж о лориках, не жалуют. Но когда идешь по следам диких вольпов, каждую секунду нападения ожидая, вес кольчуги как-то и не в тягость кажется.

Солнце уже высоко поднялось, утреннюю хмарь разогнало, росу высушило. Стадий двадцать от сожженной деревни по следам мы спокойно шли - на юг, прямо по дороге. Слева от неё поле под чёрным паром лежало, а справа - горох рос. Горох, он низко растет - и крысе не спрятаться, так что нападения мы не ждали. Шли себе и шли. Солнышко греет, облака белыми брызгами на яростной синеве неба курчавятся, жаворонок в вышине поёт - ну прям жить хочется. А вот потом справа от дороги холмы начались, и следы к ним через поле свернули. Тут мы уже насторожились. Взвели арбалеты, болты на ложа положили. Прошли по следам до распадка, потом Ворчун с Юлием посовещались немного, и мы разделились - Юлий свой сквад дальше по следам повёл, а остальные в стороне пошли - по вершинам холмов. Мы - слева, а Ван со своей десяткой - справа от, идущего долиной, Юлия. Цезарь следы ищет, а мы его, стало быть, прикрываем. Таким образом стадий на десять в холмы углубились, потом заминка вышла. Следы раздвоились. Большая часть бестий пошла дальше в холмы, а трое или четверо от отряда отделились. Свернули налево, и зашли, судя по всему, в пшеничные поля, раскинувшиеся слева от холмов. Еще левее поле рекой ограничивалось, но вдоль холмов полоса пшеницы аж до самого горизонта вытянулась. В таком поле не три, а три тысячи вольпов запросто спрячутся.

Лейтенанты совещание устроили. Юлий с Ваном к нам поднялись и принялись сверху пшеничные поля разглядывать.

- Это наблюдатели, - уверенно сказал Ворчун.

Ван с Юлием промолчали, но по их молчанию было понятно, что с Гаем они согласны.

- Они нас видят, а мы их - нет.

- Ворчун может тоже долиной пойти, - предложил Ван, - тогда с поля нас видно не будет.

Ворчун головой помотал.

- Тогда вершинами пойдут они, и мы все у них вообще как на тарелке будем.

- Что ты предлагаешь?

- Пусть Ван вместо нас по вершинам идёт, а мы сейчас спустимся, пройдем вперёд, выйдем тихонько к полю и прочешем его частым гребнем отсюда к началу.

- Нельзя нам силы разделять, - Юлий нахмурился, - я - против.

- А я думаю, что нам нельзя себя предсказуемо вести. Они на это и рассчитывали, что мы не рискнём разделиться.

- Тогда давай все вместе пойдем этих наблюдателей ловить. Оно и вернее будет.

Ворчун отрицательно покачал головой.

- Если они увидят, что на вершинах никого не осталось, они в поле сидеть не будут. Либо поднимутся на холм и тогда всё поймут, либо сразу догадаются, куда мы делись. Сбегут, и будем мы полдня впустую по пшенице шарахаться.

- Ладно, - Юлий на Вана посмотрел, потом снова на Гая, - а почему ты пойдешь? Мне сподручнее, я и так уже внизу.

- Пшеница высокая, - задумчиво сказал Ворчун, - и густая. Прятаться в ней хорошо. Порежут они вас, без кольчуг-то.