Эми Батлер Гринфилд - Певчая - Ярость

— Не о чем переживать, — Нат никогда не любил привлекать внимание к своим ранам.

— Как ты выбрался? — спросила я.

— Как только я смог идти, пара стражей меня отпустила. Они ненавидят Прессину, и не они одни. Похоже, мы оказались посреди гражданской войны. Береги голову, я попробую дотянуться до тебя.

В темноте я не видела его руки, но коснулась длинных пальцев, сильных и в мозолях.

— Вот так, — он обхватил мои запястья. — Пригнись.

Через миг я полетела к потолку. Удар, и я выбралась по пояс, но бедра задели камень. Я подавила вскрик. Еще рывок Ната, я извернулась и пролезла в каменистую темноту.

— Почти, — ладони Ната соскользнули с моих запястий на пальцы. Он потащил меня за угол в пещеру, где блики отдаленного зеленого света позволили нам разглядеть друг друга. На его челюсти был синяк, рукав был разорван, но Нат был целым, в его взгляде на меня были радость и жар. Я сглотнула. Ситуация была ужасной, но рядом с ним было хорошо, ощущать его тепло, видеть этот его взгляд.

— Нат?

Он прижал палец к моим губам. Я таяла.

— Нужно спешить, — тихо сказал он. — Стражи обещали отвести нас в укрытие, но времени мало.

— Где они?

— Близко, но пути здесь — лабиринт. Хотя я его пока помню.

Я в это верила. У него был дар ориентироваться в лабиринте. И это пригодилось. Даже в тусклом свете я видела с десяток проемов, ведущих неизвестно куда.

Но я мешкала.

— Стражам точно можно доверять?

— А у нас есть выбор?

Он был прав. Нужно было попробовать. Я пошла за ним в один из черных проемов.

Через пару шагов он замер.

— Я забыл.

— Что?

— Камень… Прессина может тебя с ним выследить.

— Выследить?

— Да. Стражи так сказали. Они сказали, что его нужно сразу снять, чтобы она тебя не нашла.

Я посмотрела на него. Почти весь он был в тени, но глаза поймали блеск из пещеры. И свет показал подлое удовлетворение. Это были глаза Ната, но выражение Мелисанды…

Я побежала.

Ругаясь, она бросилась за мной.

— Отдай камень! — ее голос теперь был похож на ее — выше, старше и полный яда.

Задыхаясь, я бросилась в дыру, где было мерцание света. Хороший признак или плохой? Я не знала, но зато бежала не во тьме. Я бежала как можно быстрее. Сзади раздавались крики. Мелисанда звала на помощь? Я могла лишь надеяться, что она врала, что Прессина может отследить меня камнем, как врала и насчет всего остального.

Не шуми, любимая…

Какая же я глупая. Но времени думать об этом не было. Дыра стала туннелем, сзади слышались шаги.

Беги.

Через несколько ярдов коридор разделялся. Я побежала вправо, потому что там было шире.

Двадцать ярдов спустя я попала в широкую сияющую пещеру. Сотни столбов поднимались, как большие оплавленные свечи, но стены были гладкими. Я не видела выхода. Я не могла вернуться, меня догоняла Мелисанда.

Я скрылась за одним из столбов. Вскоре Мелисанда вбежала в зал.

Она остановилась.

— Я знаю, что ты здесь, Певчая, — ее голос отдавался странным эхом. — Я видела. Ты не выстоишь. Я позвала на помощь, и Матери скоро придут. Даже если они задержатся, не важно. Я с тобой справлюсь.

Я выглянула из укрытия. Она ходила у столбов у входа. И в ней все еще было что-то от Ната, хотя все больше становилась с собой. Я беззвучно спряталась.

— Я верно служила Матерям, — продолжала Мелисанда, — и Прессина наградила меня. У меня есть сила. И все из-за твоей глупости.

Я стиснула зубы. О чем она?

— Да, глупости, — повторила она, смакуя слово. — И твоей матери. Прессина все рассказала мне. Это Дикая магия твоей матери привела ее сюда. Когда твоя мать спела, защищаясь от тенегримов, она пробудила что-то древнее и сильное в водах неподалеку, что-то, любящее Других, любящее вас, то, что помнило время, когда вы все были одним. И песня воды, что спела твоя мать, была одной из древних, песней безопасности, которую Певчие использовали, проходя стену между мирами.

Так она оказалась здесь.

— Песня пробила трещину, которой хватило, чтобы пропустить ее, — продолжила Мелисанда. — Но туда могли пройти только Певчие, никто не мог выйти. Матери были заперты. Они взяли твою мать в плен, конечно, но не отпустили ее. Пока у нее был камень, они не могли заставить ее петь. И все замерло, пока не появилась ты и твоя любовь к Дикой магии. Понемногу твои песни расширяли трещину, которую сделала она. Матери все еще не могли выбраться, но брешь стала достаточно большой, чтобы я могла присоединиться к ним на другой стороне.

Я была глупой, точно. Я не знала, что совершаю такую ошибку.