Эльберд Гаглоев - По слову Блистательного Дома

И этот пень сидит, улыбается. Ну мы ему тоже улыбнулись. Восток. А убивать нехорошо – гость. С нами один хлеб кушал. Да ладно. Отойдет на пяток шагов.

И перестанет быть гостем. Мертвым наемником станет.

А дружки его уже терпение потеряли, на нас смотрят, на девушек, по-волчьи так смотрят. Думают, как делить будут. Я еще про себя смеялся тогда. Они, наверное, думали, что очень страшно выглядят. У Сашки под курткой автомат немецкий. Хеклер-Кох называется. У Андрюхи за поясом два ТТ было. Ну и я за город голый не поехал.

– Куда торопишься, гость дорогой? Посиди, поешь. Вот виноград американский попробуй. Очень вкусный.

Как не пошутить с хорошим человеком? Я взял большую кисть винограда и протянул ее грустноглазому. Он взял ее. Удивился заметно. Наверное, не так, с его точки зрения, должен себя вести человек, которого таки напугали. А себе я взял яблочко. Люблю яблочки. Меня так в детстве папа называл. А потом душегубы в Приднестровье, Таджикистане, Сербии. Много где. Везде по-разному. Но яблочко. А все потому, что любил этим самым плодом в лоб несимпатичных людей бить. Если сорт соответствующий выберешь, то эффект не хуже, чем от кулака, а то и лучше. И руки не болят. Крови опять же нет. Только сок яблочный.

Яблоко хорошее оказалось. Турецкое. С русской фамилией Семиренко. И крепкое.

Хотел проучить я этого человека. А вышло – спас.

Когда ему яблоко в лоб заехало, кто-то в спину ему выстрелил. И если бы его не отбросило назад, пуля пробила бы его сердце. А так не попала.

Эти ребята, похоже, не только нам одним не нравились, потому что одновременно с этим, прямо посреди кружка приятелей этого сокрушенного яблоком, в небо взлетели два дымно-огненных цветка и расшвыряли любителей чужих девушек. Осколки взвизгнули мимо нас. К счастью, никого не задели. Мы, конечно же, грамотно попадали под стол, но невидимый агрессор больше никаких признаков жизни не подавал.

Наш гость оказался ранен. Тяжело, но не смертельно. А поверхностный осмотр разбомбленных давал серьезные основания полагать, что им наша помощь не понадобится.

Мы быстренько убрались оттуда, но раненого прихватили. Полгода он провалялся. Потом оказалось, что ехать ему некуда. А потом он продемонстрировал качества, абсолютно незаменимые при выполнении поручений деликатного свойства. Так и прижился.

Из-за дверей показалась супруга в синем бархатном платье, поверх которого лежало ожерелье. Красиво. Хотя лицо было немного напуганное.

– Ты знаешь, мама говорит – камни настоящие.

Мы переглянулись. Если эти булыжники настоящие, то страшно было представить, сколько стоит эта красота.

– С ювелиром стоит посоветоваться, – с непривычной задумчивостью проговорил Андрюха.

– Поеду к дяде Мише, – решил было я. Глянул на жену. Три года – бухнуло в голове. – Вы идите пока. Нам поговорить надо. – И под моим непристойным взглядом супруга приятно порозовела.

После приятнейшего воссоединения я оделся в более приличествующий визиту костюм, нежели мои кожаные одежды. Сунул было за пояс ствол. Да только зачем он у дяди Миши? Совсем уже было собрался уходить, сопровождаемый приятно замутненным взглядом супруги и вопросом «Ты скоро?», но меня поволокло к небрежно сваленной на пол амуниции. Пристегнул наручные ножны, сунул один из кинжалов за пояс и, серьезно успокоившись, двинул к дяде Мише, опираясь на солидную трость с синим камнем в навершии. Ожерелье хотел ссыпать во внутренний карман пиджака, но оно не помещалось. Я надел его на шею и спрятал под рубашку.

– Скоро! Пока.

Дядя Миша – еврей и осетин одновременно. Ну сами посудите, кем может быть этот человек? Фамилия его Абрамов, зовут Самуил, отчество Ахшарович. Ахшар по-осетински «отважный». И сын его, дядя Миша, очень смелый человек. И он очень гордится тем, что он осетин. И он очень гордится тем, что он еврей. И пусть вас не смущает, что осетина дядю Мишу зовут Самуил. У подавляющего большинства его сверстников, живущих у нас, как правило, два имени. Одно русское, другое родное. На призывы родных и близких переселиться на историческую родину, на землю обетованную, отвечает приглашением к себе и начинает красочно описывать прелести нашей земли для него давно обетованной.

Дядя Миша суров. И никогда не прощает никому ни одной ошибки. С таким человеком, говорит он, можно иметь дела. Но ему нельзя доверять. А доверие дяди Миши стоит очень дорого.

Дядя Миша может достать все. И может купить все. Кроме наркотиков. К нему стоит идти лишь если у тебя есть большие деньги, вещи, которые могут его заинтересовать, или если у тебя есть его доверие.