Алексей Герасимов: Корона от обороны

Эрвин немедленно отдал приказ всем остальным баталиям также ударить в штыки и хотел уже отвести драгун в тыл, однако не успел отправить вестового к майору — Розен, не мешкая, развернул свой поредевший дивизион, и насел на спины удирающим врагам. Кавалеристы лихо рубили беглецов, еще более усиливая панику и толчею в рядах померанской пехоты, покуда не столкнулись с силами, примерно в эскадрон или чуть более, вражеских кирасиров и конногренадер. В завязавшейся схватке полегло более половины бранденбуржцев, и хотя победа осталась за ними — противник элементарно не успел взять разгон — Розен также оказался в числе тех, кто сложил свою лихую голову.

Впрочем, не он один в то утро погиб за отечество — массированные атаки померанской пехоты выкосили до трети личного состава мушкетеров. Погиб в рукопашной Пилипчук, ранены были Нигельфар и фон Леман, чудом избежал смерти Радек, треуголку которого сбила вражеская пуля. Только бомбардиры Хортманна и гренадеры фон Реутова понесли сравнительно небольшой урон, но дальше удерживать померанцев было совершенно невозможно.

Да, дивизия фон Зюшвица была, в большинстве своем, разбита и рассеяна, так что фельдмаршал Кабюшо остался без авангарда, но уже подходили к усеянному телами полю боя основные силы, разворачивалась артиллерия, и оставаться на месте было бы полнейшим безумием. Эрвин скомандовал отступление.

Увести по узкой лесной дороге пять баталий, орудия и остатки эскадрона, да еще в виду ободрившегося при виде их ретирады неприятеля — это задача не из простых. Покуда отряды, один за другим, снимались с позиций, и устремлялись под низко нависшие ветви деревьев, гренадеры фон Реутова и егеря фон Штоца выдержали четыре фронтальных натиска солдат Кабюшо, спешивших добить бранденбержцев и не дать им уйти. Последний раз, когда в расстроенные прошлыми атаками ряды ворвались драгуны, Эрвину, чья лошадь погибла от шальной пули, пришлось лично возглавить контратаку своих солдат. Его шпага, не выдержав столкновения с палашом «конного пехотинца», сломалась в самом начале схватки, и дальше фон Эльке вынужден был орудовать уже штыком оброненного кем-то мушкета.

В лес гренадеры и егеря отступили уже под грохот рвущихся вокруг бомб — пушкари Померании, наконец, развернули свои батареи. Утомленные ночным маршем кавалеристы Кабюшо не стали долго преследовать бригаду Эрвина, ограничившись парой коротких стычек на фланге.

— И вот я здесь. — закончил свою речь фон Эльке. — А в дневном переходе — не более — за моей спиной основные силы неприятеля.

— Славно же вы дали по зубам этому выскочке-лягушатнику, кузен. Ах, отчего старый пень фон Берг не позволил выдвинуть к Фюртену всю нашу дивизию?!! — воскликнул Эдвин.

«Не такой уж и старый, если умудрялся волочиться за Мафальдой», подумал фон Эльке.

— Хортманна, уж простите, я у вас забираю. — продолжил, меж тем, эрцгерцог. — Вы же становитесь лагерем на Лысых Холмах. Да, это в тылу, но, Эрвин, вашим солдатам нужен серьезный отдых. Сейчас отдыхайте, а вечером ждем вас и ваших офицеров в собрании — необходимо будет воздать вам достаточные почести.

— Розен. — коротко напомнил бригадный генерал наследнику.

— Да, само собой разумеется. — Эдвин передал рапорт штаб-офицеру своей свиты. — Приказ будет сегодня же, не сомневайтесь кузен.

Отдых, это было замечательно. Это было то, что сейчас требовалось фон Эльке больше всего, однако сразу же после прощания с сыном гроссгерцога Максимилиана предаться ему не было никакой возможности. Сначала Эрвин, вместе со своей бригадой, завершил выдвижение к указанному Эдвином месту, а до него было добрых три лье, затем проследил за установкой лагеря, распределил караулы, и только затем смог рухнуть в своем шатре, даже не пообедав и не сняв сапог.

К вечеру у генерала фон Эльке болело всё. Казалось, что молодой человек ощущает каждую, самую мелкую жилку в своем организме, каждую мышцу своего тела, и все они дружно и в один голос заявляют: «Хозяин, отдохнуть дай!»

Наскоро перекусив хлебом и холодным вареным мясом, Эрвин, невзирая на протестующую плоть, облачился в чистый мундир, заранее вынутый денщиком из сундука и отвисавший все время пребывания генерала в царстве Гипноса, навестил цирюльника — в дни спешного отступления к Аурумштадту было несколько не до бритья, а двухдневная щетина всяко не украшает мужчину в офицерском собрании — повесил на бедро шпагу, добытую где-то все тем же расторопным денщиком взамен сломанной в бою (сказать по чести, эта была и вовсе придворной зубочисткой, а не боевым оружием) и, со скрежетом зубовным, едва удержавшись от старческого кряхтения, взгромоздился на коня.