Взметнув руки к небу, Фитерус воскликнул на том же сокращенном древнем языке, что использовался в каменных свитках. Фаваронас старался расшифровать эти аббревиатуры и архаичные склонения и перевести слова на современный эльфийский. Но понимание слов не означало, что он мог постичь их предназначение.
«Проснись земля, проснись небо, проснись солнце! Давно погребенные древние тени, проснитесь! Явитесь и затмите солнце!» — крикнул колдун, а затем воззвал к этим теням и «забытым глазам» выполнить его приказ.
Небо посветлело до бледно-розового. До сих пор команды колдуна казались безрезультатными. Его шумная речь длилась долгое время, пока солнце не взошло из-за пиков позади них. Когда свет коснулся внешнего края Лестницы, Фитерус повернулся лицом к взошедшему солнцу. Как всегда, он был закутан во множество слоев гнилой ткани, и Фаваронас удивлялся, как он может носить ее. Под капюшоном должно было быть душно.
Его призывы на старом языке уступили место напеву. Лишь восемь повторявшихся снова и снова слов, но Фаваронас не мог расшифровать их. Слова не были эльфийскими любой из эпох, как и аббревиатурой с каменных свитков. Они звучали грубее любого из эльфийских языков. В старых хрониках были ссылки на Кевим , язык богов, и Фаваронас гадал, не его ли он слышал.
Напев был безжалостным. Голос Фитеруса поднимался вверх по звуковому регистру, а затем опускался. Он перемежал свое заклинание восемью громкими хлопками, а затем возвращался к возрастающему и опускающемуся напеву. Это длилось так долго, что Фаваронас думал, что закричит. Слова били по нему, буравили череп. Он был уверен, что никогда не забудет их, равно как и был уверен, что никогда не сможет воспроизвести их. Он обхватил голову руками, пытаясь отгородиться от этого звука и пощадить свои исстрадавшиеся уши. Это не помогло. Слова продолжали градом камней обрушиваться на него.
Толчок сотряс землю, затем другой. Фитерус поднимал руки во время напева, а затем ронял их в короткий промежуток тишины. В хлопающей тяжелой мантии, он напоминал пытавшуюся взлететь какую-то невероятно неуклюжую птицу. В одной точке напева он топал правой ногой, заставляя гору вибрировать подобно гонгу, в который ударил молот. Удары его пятки вызывали осыпь камней по склону горы.
Фаваронас поднял взгляд. Он открыл рот.
Над центром долины возникла темная масса. Она высоко парила над Тимпанумом. Видимая даже с такого расстояния, она должна была быть гигантской. С каждой сменой напева из восьми слов, масса вырастала. Вскоре она затемнила значительную часть долины под ней. С нарастающим ужасом Фаваронас понял намерения колдуна. Стих в каменном свитке говорил о «черном глазе солнца». В отсутствие природного затмения, Фитерус заслонит солнце темной тучей своего собственного творения.
Тогда и только тогда он решил не ждать той ужасной судьбы, которую планировал для него Фитерус. Цепляясь за каменистую землю, нащупывая опору для рук, он тянул себя вперед. Его продвижение было жалко медленным, но это было продвижение. Все, что ему было нужно, это добраться до переднего края плато в пятидесяти метрах от него и перекатиться. Его мучения наконец закончатся. Пока полз, Фаваронас пытался примириться с содеянным им.
Тщеславие было корнем всех его неприятностей. Ему следовало отправиться с Глантоном и теми воинами, когда они покидали долину. Вместо этого, он выбрал исследование тайн, которых ни один смертный не должен был знать. Фитерус все еще мычал свое заклинание, но Фаваронас не слышал его. Вместо этого, он слышал звавший его по имени голос Глантона. Воин долго искал, прежде чем предположить, что Фаваронас потерялся в пустыне и ускакать без него. Если бы он мог изменить один единственный момент в своей жизни, Фаваронас бы никогда не спрятался от Глантона. Он бы остался с воинами и отправился обратно в Кхуриност.
Его путь пролег мимо Фитеруса, но колдун не обратил на него внимания. Оборванная мантия Фитеруса была вся в следах пота. Из подошвы его ноги текла кровь, пока он продолжал топать по земле. Мимолетное видение лица колдуна внутри капюшона заставило Фаваронаса быстро отвести взгляд. Глаза Фитеруса казались темными дырами на его чужеродно выглядевшем лице.
Покрывавшая поверхность Лестницы брусчатка была неровной, потрепанной за столетия непогодой до грубой шагреневой структуры. Геб Фаваронаса был порван на груди в дюжине мест. За ним тянулся кровавый след. Кончики пальцев были окровавлены, несколько ногтей оторваны. Когда накопилось изрядно травм, он замер, положив голову на холодный камень.
Читать дальше