Яцек Пекара - Пламя и крест. Том 1.

– Voorwaarts! Galopperen!

Инквизитор знал, что в этот момент кавалеристы взялись за копья и, глубоко склонившись, ринулись в смертоносную атаку. Сотня закованных в броню мужчин, восседающих на конях, которые в холке достигали высоты взрослого человека, эта чудовищная машина, состоящая из разгорячённых тел и железа, вонзилась в потрясённых грохотом и дымом крестьян и прокатилась по ним, втаптывая их в землю, как охотящийся феодал втаптывает в землю зёрна в погоне за убегающей жертвой. Потом всадники вынырнули из дыма и, описав дугу, вернулись на прежние позиции перед лесом.

– Laden! – Должна была прозвучать следующая команда.

Первое столкновение закончилось так, как должно было закончиться. Толпа бунтовщиков, или, скорее, те, кто уцелел, бегом помчались к своим позициям. Это, конечно, был не конец битвы, а всего лишь увертюра к ней. Когда над равниной развеялся пороховой дым, Ловефелл увидел, что на поле лежит только одна лошадь, зато мёртвые и раненые крестьяне покрывали его по-настоящему густо. Ту первую толпу отправили на верную бойню лишь для того, чтобы выяснить силу противника. И командирам Хакенкройца определённо не понравится тот факт, что сотня фламандцев разгромила по меньшей мере двухтысячную толпу, не понеся при этом никаких потерь. Инквизитор был уверен, что после этой демонстрации многие мятежники уже примеривались как можно скорее дать дёру с поля боя. Но только теперь должна была начаться настоящая атака императорских войск. На равнину вышли арбалетчики, за ними ровными четырёхугольниками шагала дисциплинированная бургундская пехота. По-прежнему не было видно рыцарских знамён, и Ловефелл задавался вопросом, какой сюрприз готовит врагам капитан Савиньон.

Астральная нить по-прежнему вела в сторону лагеря, так что инквизитор был уверен, что парень пока в безопасности, и, по крайней мере, его не послали в самоубийственную атаку. Ему не оставалось ничего другого, кроме как продолжать наблюдать за зрелищем битвы. А она складывалось довольно интересно, так как навстречу бургундам двинулась пехота повстанцев, с флангов прикрываемая раубриттерами. На этот раз атака была подготовлена гораздо лучше. Мятежники шли, а не бежали, и несли перед собой снопы сена, предназначенные для защиты их от огня аркебуз и арбалетных болтов. Казалось также, что им удаётся поддерживать относительный порядок внутри отрядов.

Бургунды, выровняв строй и заслонившись щитами, бегом двинулись на врагов с выставленными копьями. Крестьянская армия ударила в имперскую словно морская волна, бьющая о скалистый берег. И как волна разбивается о скалы, так и они разбились о щиты и пали под ударами копий. Но мятежников было так много, что они одной своей массой остановили бургундов. Началась страшная в своей кровавой простоте драка. Копье против вил, щит против топора, броня против кузнечного молота. Сражающиеся сбились в столь плотную толпу, что им даже не хватало места, чтобы размахнуться. Они кололи, рубили, били кулаками, кусали, пинали...

И тогда произошло нечто, чего, честно говоря, Ловефелл ожидал с самого начала. Раубриттеры, вместо того, чтобы окружить имперскую пехоту или ринуться на закрытых щитами арбалетчиков, попросту ударили на сражающихся крестьян, разрывая их ряды, сея смерть и панику. Не прошло даже времени, за которое можно было прочитать «Радуйся, Мария», как мятежники показали тыл. Началась резня, в которой наибольшую роль играли раубриттеры, безжалостно избивающие своих недавних союзников. Что ж, именно за этот поступок им, вероятно, было обещано прощение всех грехов и императорская милость. Они были бы полностью лишены разума, если бы не воспользовались столь выгодным предложением. Но Ловефеллу было чем заняться, кроме как размышлять о судьбах раубриттеров. Ибо вот, наконец, и показалась императорская кавалерия. В тылах лагеря, то есть именно там, где её никто не ожидал. «Надо было читать дневники Цезаря», - подумал инквизитор и пришпорил коня. Вручая свою жизнь Господу, он помчался в сторону лагеря, где напор рыцарей только что проломил сделанные из возов баррикады.

Мальчик лежал в углу, ошеломлённый падением и задыхающийся, с волосами, слепленными потом и пылью. Его сшибла с ног одна из имперских гончих, мощный чёрный пёс с зубами, похожими на кинжалы. Из горла зверя доносился глухой рокот, с сизых губ капала слюна.

«Не успею», – подумал Ловефелл, обхватывая пальцами рукоять ножа. – «Как Бог свят, не успею».