Яцек Пекара - Пламя и крест. Том 1.

– Очень хорошо, – заключила Катерина. – Умный у меня есть сын, а?

– Умный, умный... – Служанка приступила к массированию икр. – Жаль только, что вы его так часто видите, что скоро забудете, как он выглядит.

– Ну, нашлась тут, материнству меня будет учить! – Зашипела Катерина. – Мало я трачу на его прихоти? Латыни его учат, греческому его учат, религии его учат, риторике его учат, фехтовать его учат... Поесть есть что, одежды полный шкаф. Только не проходит и недели, чтобы я не платила за его шалости. Что было в апреле, когда он Шварцу чуть весь магазин на дым не пустил? Едва его уговорила, чтобы он на меня в суд не подал. Ну, хорошенького понемножку, – решила она, подразумевая массаж. – Из кожи меня скоро выдавишь.

– Я уже приготовила платья, ведь вы же помните, что сегодня вечером приходит господин Гриен?

– Мне ли не помнить, – вздохнула Катерина.

Соломон Гриен был иссушенным старостью, худым, невысоким человечком. Он всегда ходил, опираясь на простую деревянную трость, и никогда не одевался иначе, чем в чёрное. Мало кто в Кобленце знал, кто такой на самом деле Соломон Гриен и сколь огромной властью он обладает. Катерине казалось, что по-своему он искренне её любит и посещает её не только для того, чтобы реализовать свои прихоти. А прихоти у него были особые, ибо, как человек в преклонных летах, он любил уже только смотреть, как бесстыдно голая Катерина извивается и стонет под каким-нибудь из его парней. Сидел себе спокойно в кресле, с обутыми в удобные тапочки ногами, расположенными на специальной подставке и с полной бутылочкой вина. Время от времени он приказывал, что в этот момент Катерина должна сделать, хотя случалось это уже всё реже и реже, поскольку женщина сама знала, как поступать, чтобы он получил наибольшее удовольствие, глядя на её игрища. Впрочем, надо признать, что старый Соломон выбирал ей ребят что надо, и, как правило, Катерина забавлялась с ними не без собственного удовольствия.

– Надо бы госпоже брови выщипать. – Служанка критическим взглядом прошлась по лицу Катерины. – А вы знаете, что делать, чтобы они не отрастали так быстро? Нужно раскалённой на огне иголкой проколоть луковицы волос.

– Я прекрасно об этом знаю, глупая девка, но скорее ад замёрзнет, чем я позволю тебе приблизиться ко мне с горячими иглами, – ответила Катерина.

– Ну и пусть себе госпожа ходит заросшей до потери образа Божьего, – служанка снова уклонилась от ладони работодательницы, – и делает из себя посмешище. Вольному воля!

Катерина любила жизнь в достатке. Красивая мебель, богатые платья, изысканная посуда, украшения, созданные в мастерских искуснейших ювелиров, и картины, написанные художниками, умеющими навык видеть мир объединить с необыкновенным мастерством. Над кроватью в её спальне царило великое полотно Мальвини под названием «Гефест и Афродита», на котором могучий мужчина с кустистой бородой сжимал в объятиях красавицу с фарфоровой кожей и волосами, напоминающими золотую пряжу. Мальвини так смело изобразил своих персонажей, что даже молот греческого бога-кузнеца, направлявшийся в сторону идеальной наковальни, был виден во всей красе. Но Катерина могла позволить себе столь легкомысленное изображение только в спальне, так как в эту комнату имели доступ только доверенная горничная и несколько мужчин, которые перед приглашением должны были доказать свою любовь, уважение и привязанность (на эти, в числе прочих, доказательства любви, уважения и привязанности Катерина построила себе уютный домик в деревне, куда она собиралась переехать в ближайшем будущем). В столовой и гостиной висели, однако, изображения гораздо более серьёзного содержания. Самое большое впечатление производила картина под названием «Пришествие Христа в Рим», на котором выделялась фигура длинноволосого бородатого мужчины в блестящей серебром броне и с мерцающим пурпурным пламенем мечом в руках. Гости и члены семьи могли также полюбоваться на полотно, изображающие «Смерть Иуды», на котором извивающееся в агонии тело предателя благочестивые Апостолы пришпиливали клинками к земле. Стены гостиной были покрыты яркими гобеленами, изображающими плывущих среди облаков Ангелов, изящно играющих Господу и его святым на флейтах, лютнях и клавикордах. А в спальне стояли два огромных сундука, крышки которых были покрыты искусными барельефами, изображающими пятнадцать стадий Крестного Пути и пятнадцать стадий Пути Меча.