Елена Ершова - Поцелуй василиска

— Нет. Я не сниму его.

Швея в нерешительности остановилась, вопросительно глядя то на меня, то на мачеху. Я вся дрожала от невыразимого волнения, не понимая, что происходит со мной, но зная, что никогда не сниму этот кулон. Никогда!

— Разрешите, фрау Кёне, — тихо подала голос Жюли. — Все‑таки родительская память…

Мачеха раздула ноздри, пустила надменный взгляд из‑под густо подкрашенных ресниц и процедила сквозь зубы:

— Пускай. Желание невесты — закон.

Я всхлипнула и нехотя выпустила кулон. Он закачался, пуская по корсету солнечные зайчики, и волнение постепенно сошло на нет. В довершение наряда мне примерили изящные туфельки, расшитые стразами.

«В таких не побегаешь», — мрачно подумала я и позволила увести себя из дома.

У ворот поджидала голубая карета, убранная искусственными цветами и лентами. В упряжке мотали головами белоснежные кони с аккуратно подстриженными хвостами и расчесанными гривами, также украшенными лентами. На одну скамеечку сели мачеха и сводный братец, по случаю умытый и расчесавший сальные волосы. На другой примостилась я с Жюли.

— А где же его сиятельство? — спросила я.

Якоб осклабился и подмигнул:

— Не терпится поскорее упасть в объятия женишка, мм?

Мне захотелось показать ему средний палец, но жест в этом мире не оценят. Зато мачеха ударила его по плечу перчаткой и сдержанно ответила:

— Его сиятельство будет ждать у алтаря. Видеть невесту в подвенечном платье до свадьбы — плохая примета.

«Да уж не хуже, чем лапать ее под лестницей», — снова подумала про себя.

Кучер залихватски свистнул, хлестнул лошадей кнутом, и карета, покачиваясь и подпрыгивая на брусчатке, выехала со двора.

Отодвинув пальчиком атласную шторку, я с любопытством выглянула в окошко. Поместье с его белыми кирпичными стенами, с башенками, украшенными флюгерами, стремительно убегало назад, напоследок подмигнул синим глазом дракон, украшающий герб на воротах. Мир, в который я попала, прежде ограничивался стенами моей спальни и садом, но теперь раскинулся во всей полноте. Дорога пролегала через холмы, поросшие виноградниками, разбитые на квадраты пахотных земель. Земля тут была красноватая, богатая железом. По склонам ютились белые крестьянские домики с крышами, крытыми черепицей. У горизонта темнели леса, и солнце, как золотая монета, беспечно катилось по голубому бархату неба.

Хороший день для свадьбы. Хороший день, чтобы умереть.

Я вздрогнула от скакнувшей в голову мрачной мысли, и Жюли, отзываясь на всколыхнувшееся во мне волнение, взяла мою ладонь и ободряюще сжала.

Мы миновали ажурный мостик, перекинутый через узкую горную речку, весело журчащую внизу и поблескивающую на солнце рыбьими чешуйками. Из зелени вынырнули двуглавые пики собора с красными наконечниками, и кучер свернул к ним.

Церквушка притаилась в живописнейшем месте. Речка здесь становилась резвее и шире, блестящие воды крутили жернова маленькой мельницы, над головой переплетались побеги дикого винограда, солнце разноцветно сияло в кружевных витражах. Спрыгнув с козел, кучер помог выбраться мачехе и мне, юркая Жюли тут же расправила шлейф и подхватила фату, а я только зыркнула по сторонам, высматривая, куда можно скрыться. По правую руку раскинулась небольшая рощица и скатывалась в долину, пестревшую черепичными крышами. Если и бежать, то только туда. Словно прочитав мои мысли, Якоб подхватил меня под правую руку, мачеха — под левую, и так в сопровождении дражайших родственников, по совместительству конвоиров, я взошла по каменным ступеням. И грянул хор.

Мне тут же захотелось зажать ладонями уши. От звуков органа и тяжелого запаха ладана перед глазами потемнело, корсет снова надавил на ребра, и я задышала ртом, пытаясь справиться с головокружением.

— Что с вами, госпожа? — шепнула Жюли. — Вы так побледнели…

— Все хорошо, хорошо, — пробормотала я и уцепилась за ее услужливо подставленное плечо.

Но хорошего ничего не было.

У алтаря, прямой, точно проглотивший шпагу, стоял генерал в своем ослепительно‑белом кителе. В его смоляных волосах, блестящих и гладко зачесанных назад, плясало солнце и серебрило седую прядку над ухом, по эполетам рассыпались искры, вспыхивая на пуговицах и золотом шитье, а солнечные зайчики отскакивали от эфеса шпаги.

— Вот и вы, дорогая невеста, — сухо сказал он, протягивая мне руку. — И почти не опоздали.

— Юной фройлен нужно на сборы чуть больше времени, чем молодому господину, — льстиво отозвалась мачеха и захихикала противно, в нос.