Мэтью Гэбори - Темные тропы

– Давай попросим убежища у властей Тараска.

– Нет, ты не понимаешь! Убийцы могут достать нас где угодно… А я не могу пользоваться этим мечом. По крайней мере до прибытия в Каладрию. В этом городе мы как в ловушке.

– Ты думаешь, я не в состоянии тебя защитить?

– Против них – нет.

Шенда поморгала глазами, но никак не отозвалась.

– Я теперь не знаю, должен ли я доверять Соколу. Он меня уверял, что харонцы вынуждены будут отдыхать в течение двух дней.

– Вынуждены отдыхать? Почему?

Он вкратце рассказал ей о своей встрече с капитаном.

– Если бы он хотел тебя убить, он бы это уже сделал, не так ли?

– Да, ты права.

Он вспомнил поединок в тупике и монахов-воинов, которые сопровождали капитана. Если допустить, что это была засада, они должны были в таком случае вмешаться, когда увидели, что фениксиец берет верх. Нет, пожалуй, это не так. Однако меч Сапфира все еще сеял сомнения. Он был похож на отравленный подарок, на отвлекающий маневр, чтобы открыть дорогу Желчи. Не Харония ли выбрала этот окольный способ, чтобы воздействовать на избранника на расстоянии? Вместо того чтобы его уничтожить, она стремилась сделать его одним из своих…

– Нельзя здесь оставаться, – сказал он убежденно.

– Куда ты хочешь уйти?

– Я пока не знаю. В такое место, где они нас не найдут… Я не понимаю, как им удалось найти меня здесь.

– Проболтались местные жители…

– Нет. Кованый был не один. Когда мною завладела Желчь, я почувствовал, что кто-то следит за нами.

– С улицы?

– Нет, не глазами. Какой-то дух летел по следу Кованого.

Януэль порылся в своей памяти, пытаясь разобраться в том странном впечатлении, которое у него тогда возникло. Удивительно, что он не ощутил в этом слежении подлинной враждебности. Только пристальное любопытство… Как если бы кому-то было достаточно просто на него посмотреть. В его памяти сами собой возникли забытые картинки его детства. Часто, ускользнув из-под присмотра матери, он пробирался на поля сражений, когда обе армии уже были далеко от них. Его странным образом завораживало зрелище погибших воинов, которые не успели в схватке разорвать объятий и так и остались лежать на земле, пропитанной кровью. Это зрелище превращало его почти в сомнамбулу, способного заблудиться в ближайшем лесу и потерять тропинку к фургончику. Так и случалось довольно часто, но был один человек среди его наставников, которому всегда удавалось его найти и привести к матери.

Зименц.

Василиск всегда знал, где его искать, хотя в ту пору Януэля мало беспокоила подобная интуиция. Между тем его мать никогда не оставляла безнаказанными эти вылазки и выговаривала Зименцу за то, что он ходил его искать. Частенько, притаившись в укромном месте, он подслушивал взволнованные споры между василиском и своей матерью. Она намекала на какую-то таинственную власть и требовала от Зименца обещания не злоупотреблять ею, иначе она перестанет принимать его в своем фургончике.

– Это был он, – прошептал фениксиец. – Зименц…

– Один из твоих наставников?

– Да… – признал он с горечью. – Он использует Желчь, чтобы загнать меня в западню. Как компас…

Очевидность хлестнула его, как пощечина. Василиск шел за ним по следу, использовал договор между Фениксом и Разящим Духом, скрепленный Желчью, только он мог точно знать направление поиска и определить его местонахождение в этом городе.

– Надо уходить, – сказал он тоном приказа. – Немедленно.

Лихорадочное состояние фениксийца передалось наконец и Шенде. Она окинула взглядом балкон и поняла, что оставаться здесь небезопасно.

Януэль направился к лестнице:

– Пошли со мной.

– И куда потом?

– Нужно собрать Чана, Сокола и монахов. Затем мы отправимся в храм Пилигримов.

– Но с какой целью?

– Придется покинуть город с помощью молнии.

Жаэль впервые увидела, что властитель Арнхем способен испытывать нечто похожее на чувство. В данном случае это был леденящий гнев, который едва не стоил Зименцу жизни.

Обосновавшиеся в роскошных апартаментах храма Пилигримов, харонцы собрались вокруг василиска и пытались разобраться, как удалось Януэлю вырваться из когтей Желчи.

Афран, сидевший поодаль в удобном кресле, обитом пурпурным бархатом, снял ногу с колена и произнес с коротким ядовитым смешком:

– Так, значит, этого хворого и рахитичного нельзя считать непогрешимым…

Властитель Арнхем метнул в него стальной взгляд. Ликорниец поднял руки в знак протеста: