Мэтью Гэбори - Темные тропы

Он пока не знал, что заставляет его действовать именно так, почему не предпочесть растворение в колких лапах Черных Терний. Иглам достаточно было бы пронзить его молчаливое сердце, проникнуть в его череп, чтобы он погрузился в небытие. Какая сила всякий раз побуждает его оттолкнуть их, чтобы выпрямиться, лицом к лицу встать перед своими подданными и повести их к победе?

Он не разделял ненасытной жажды харонцев, их яростного желания любой ценой уничтожать жизнь только потому, что им было в ней навеки отказано. Нет, здесь было нечто иное – необъяснимое ощущение, которое всякий раз мешало ему безвозвратно отдаться блаженной ласке Терний. С давних пор он в самой глубине души натыкался на это ощущение как на незваного гостя. Он отчасти верил в то, что можно сожалеть о жизни, посвященной злу, в скрытое желание искупить вину через спасение своих жертв, но он не обманывался на свой счет. Никто не предает Миропоток смерти, испытывая угрызения совести.

«Напротив…» – прошептал он, приближаясь к книжным стеллажам, закрывавшим северную стену комнаты.

Когда он был живым, это странное ощущение вело его по запутанным тропинкам Желчи. Он пылко служил лиге фениксийцев, отнюдь не отрицая в угоду своему невидимому гостю этой повелительной жажды убивать. Он вел беспокойное существование между светом и тьмой, между своей ролью в лиге и этими кровавыми ночами, когда, повинуясь своим порывам, он искал жертвы среди бродяг, беглых преступников и всех тех, кого судьба забросила далеко от города и семьи. Он не получал от этого никакого удовольствия, даже минутной радости, за исключением той, что вела его по ступеням лестницы к вратам королевства мертвых. Он выковал в себе душу убийцы, чтобы заслужить почести Харонии и быть уверенным в том, что она ему ни в чем не откажет.

Даже в королевской короне.

Ныне он правил Харонией, уже не находя в этом никакого удовлетворения. В конечном счете ничто не изменилось, за исключением ставок. Его жертвой был уже не случайно подвернувшийся бродяга, но Миропоток. Быть может, он от рождения был предназначен служить Харонии, быть может даже, он приведен был сюда, в эти покои, чтобы повелевать Темными Тропами?

Он задумался о своей матери, скончавшейся в ту ночь, когда он появился на свет. Не могло ли это стать проявлением Желчи, проникнувшей в сердце новорожденного, поскольку он убил, чтобы получить доступ в мир живых?

Проклятие.

Мысль ему не нравилась. Это оспаривало у него право распоряжаться своей жизнью, как если бы он никогда не имел возможности выбирать, как если бы он был всего лишь вульгарной марионеткой, управляемой с помощью невидимых нитей. Он поскорее отогнал эту нездоровую мысль и вернулся к библиотеке.

Многие издания, хранившиеся в этой комнате, стоили харонцам огромных жертв. Несколько властителей погибло, для того чтобы их короли могли заполучить эти книги.

В полутьме испускали темно-синий свет рукописи магов. Их существование обеспечивалось на основе того же принципа, что сохранял жизнь в линзе: жизнь в них поддерживалась бледной сетью сосудов, бегущих вдоль обрезов и питающих страницы, подобно тому как земля и вода питают корни растений. Порою какая-нибудь книга падала в пыль, когда вены уставали бороться с царящим повсюду распадом. Но чаще всего они инстинктивно уступали принципу жизни, стремясь победить время, не ведая, что тем самым служат интересам харонцев.

Король уважал это идущее из глубины веков, существующее вне добра и зла проявление Волны, которое уходило в вечность. В этом было упорство, созвучное его борьбе, слепой идеал, который черпал свои силы у Истока Времен. Он открыл книгу и перелистал пожелтевшие страницы, исписанные широким и четким почерком. Это был недавний текст, составленный тридцатью годами ранее знаменитым защитником Волны. Автор размышлял о природе войн, восторгался достоинствами Миропотока, а под конец задавал только один вопрос: переживет ли Харония свою победу? «Иначе говоря, – мысленно сформулировал король, – не существует ли королевство мертвых лишь в силу закона жизни?»

Эта двусмысленность пробуждала в нем беспокойное чувство. Как если бы его собственное существование содержало в себе тот же парадокс, и он гадал, к чему его может привести желанная победа.

Резким движением он закрыл книгу, подняв легкое облако пыли, которое он небрежно рассеял ладонью. Теперь он должен был предстать перед лицом тысячи властителей Харонии и убедить их принять его план. Это был дерзкий план, задуманный им в ту самую минуту, когда тонкая нить, соединявшая Силдина с королевством мертвых, окончательно растворилась. Хотя король явно недооценил Януэля, все же нельзя было допустить, чтобы какой-то мальчишка стал помехой для харонцев. Поскольку возможности рассеять тайну его воскресения не было, следовало положить конец его странствиям и отнять у Волн этот последний козырь спасти Миропоток. Раздался приглушенный стук.