Дмитрий Суслин - Крутой пришелец

– Очень просто. Едешь месяц до портового полиса Херонея, там садишься на корабль и к зиме будешь на том берегу Великого моря. Там перейдешь горы, только нужно успеть до снегопада, иначе придется ждать еще полгода, и выйдешь на берег Мертвого озера. А там до Дельфов рукой подать.

Настроение у меня сразу упало:

– А что-нибудь поближе?

– Поближе? Ага, вспомнил! В трех днях скачки отсюда тоже есть оракул. Три сивиллы!

– Это что так фирма называется? Кто такие сивиллы? Гадалки?

– Вроде того. Они тебе помогут. Ты главное вина для них возьми. Красного молодого. Они его очень уважают. И вежливым будь. А то один царевич пришел к ним, стал грубить, да нахальничать. Так они ему такое нагадали, что он побежал своего отца грохнул, а потом женился на собственной матери, за что и был убит своим народом за греховную связь.

– Этого царевича случайно не Эдипом звали? – спросил я.

– Точно, Эдип его имя! А ты откуда знаешь?

– Я тут у вас много чего знаю! – подмигнул я кентавру.

Так что поехали мы к гадальному салону «Три сивиллы». Первый день скакали вдоль берега по зеленым лугам Кентаврии. Морской ветер овевал нас и успокаивал плеском волн. Купаться в море мы ни разу не рискнули. Воспоминания об акулах Критона, знаете ли.

За все это время ничего интересного с нами не произошло. Ночевки тоже были спокойные, если не считать те небольшие потасовки, которые устраивали Флора, Наташа и Стелла за то, чтобы ложиться рядом со мной. Аргументы у каждой были свои. Флора клялась, что любит меня больше жизни, Стелла уверяла, что ее первейший долг охранять мою особу, Наташа клялась, что ни за что не отдалится от меня больше чем на пятнадцать сантиметров, потому что мало ли что, да здесь в этом дерьмовом мире всего можно ожидать. В конце концов, мне пришлось спать калачиком, чтобы они могли расположиться вокруг меня треугольником.

Больше всех меня доставала Флора со своей любовью. Она меня прямо-таки домогалась. Честное слово!

– Ну, когда? Ну, когда же ты полюбишь меня еще раз? – вздыхала она в сильнейшем томлении и пыталась прижаться ко мне своей могучей грудью. – Неужели ты не видишь, как я страдаю?

Мне с величайшим трудом удавалось ее успокоить. Под насмешливыми взглядами Стеллы и Наташи я отнекивался тем, что сильно устал, что сейчас у меня нет настроения, и вообще до встречи с оракулом и беседы с сивиллами об этом не может быть и речи.

Когда мы покинули пределы Кентаврии, то вновь оказались в засушливой местности пустынного типа. Только вместо песчаных барханов нас окружали теперь покатые глиняные холмы с редкими бурыми кустарниками. Небо вновь пожелтело, а солнца снова стали жарить нас и вялить.

Что-что, а скуки не было. Компания подобралась веселая, если не сказать задорная. Кентавры усиленно обихаживали девушек, потешали нас веселыми историями, рассказывали разные прикольные байки, по сравнению, с которыми наши сальные анекдоты просто сказки для дошкольников.

Мы с Наташей уже довольно неплохо держались на кентавре, и нам эта верховая езда, даже понемногу начала нравиться. И вот как всегда, когда к чему-то хорошему только-только привыкнешь, оно кончается.

– Видишь вон тот холм, герцог Адал? – вдруг остановился и спросил меня Фолус.

Перед нами была самая настоящая гора, так что трудно было ее не увидеть.

– Так вот там и работают три сивиллы.

Через десять минут мы уже были у подножья горы, где обнаружили целую очередь граждан, у которых, по-видимому, тоже возникли важные вопросы. Около узкой тропы, которая вела к вершине, бродили позвякивая оружием и стреляя суровыми взглядами девять героев, своим видом больше напоминающих разбойников с большой дороги, полтора десятка женщин из самых разных сословий сидели в жидкой тени терновника, что-то между собой обсуждали и поедали разную снедь, что лежала перед ними на постеленной, на землю скатерти. Среди них были и совсем юные девицы, и почтенные старушки. Еще один человек обратил на себя мое внимание. Одетый чуть не в лохмотья, давно небритый, невысокий, слегка полноватый, слегка лысоватый, нос картошкой, широкое красное и губастое лицо и кругленький животик, выдавали большого любителя выпить. Возраст его колебался где-то между сорока и пяти десятью. В глазах у него была почти вселенская грусть. При виде вновь прибывших, маленькие глазки его заблестели, он оживился, торопливо облизал пухленькие губы, вылез из бочки, в которой лежал и с любопытством уставился на нашу компанию.