Диана Дуэйн - Книга Лунной Ночи

– Я здесь, моя мать и повелительница, моя супруга, – сказал он и тут же добавил: – Ага, супруга!

– Не питай иллюзий, – пробормотала Рхиоу. – Этот титул имеет исключительно церемониальный характер. – Повернувшись к Дереву и все еще обвивающей его тени, она продолжала: – Одинокая Сила, древняя Змея, повинная в убийствах, выслушай теперь свой приговор!

– Нет, подожди, сначала займемся им, – неожиданно вмешалась Саррахх.

Как только его повелитель сделал первую попытку к бегству, Хаат начал медленно пятиться. К тому времени, когда Прародительница Иау воскресила павших, он уже улепетывал по темной каменистой равнине со всей скоростью, на которую способен тираннозавр – а бегать тираннозавры умеют быстро. Однако стоило Прародительнице взглянуть на него, и Хаат неожиданно вновь оказался перед ней; перемещение было таким мгновенным, что он не удержался на ногах.

– Хаат, дитя Змеи, – сказала Рхиоу-Иау, когда тот поднялся на ноги, – ты сам навлек на себя свою судьбу, однако в твоих силах спастись. Отрекись от своего лживого господина, и ты сможешь вернуться к своему народу, хотя магической силы, поскольку она исходила не от Прародительницы, ты лишишься.

Хаат скорчился на камне, искоса посмотрел на сияющие грозные фигуры перед собой, потом оглянулся на реку темного блеска, медленно отползающую от Дерева.

– Я… – начал он. – Мой хозяин, которого я ошибочно считал…

– Позволь мне избавить тебя от угрызений совести, – проговорил мягкий шипящий голос, – первым отрекшись от тебя.

Хаат в ужасе смотрел на изменения, которые начали происходить с его телом. Рхиоу, как и Иау, знала, что Одинокая Сила не открыла Хаату всей правды насчет его бессмертия: даже к богам рано или поздно приходит смерть, тем же смертным, которые пытаются ее избежать, это какое-то время может удаваться, но лишь какое-то время… Как только его господин отрекся от Хаата, все его смерти обрушились на того одновременно. В глазах ящера отразились ужас, гнев на предавшего его соблазнителя, все двенадцать когтей растопырились в последней попытке прибегнуть к магии… Однако время Хаата истекло. Внезапно он просто исчез; горстку пыли, оставшуюся от него, порыв ветра, долетевший из тьмы, унес в Реку Огня.

Холодные глаза Змеи безразлично наблюдали за этим. И тут раздался новый голос:

– Великий! Повелитель!

Четыре кошки повернулись в сторону говорившего. Это был Иф. Он стоял, глядя на Змею со странным выражением.

– Ах, сын мой, – произнесла Змея, – теперь, когда мы избавились от того, другого, мы можем поговорить свободно, ты и я.

– Любопытное будет зрелище, – безмолвно сказала остальным Ааурх.

– Не обращай внимания на мерзкое насилие, свидетелем которого ты был, – продолжала Змея. – Те существа – наши старые враги, и впредь не будут иметь касательства ни к нашему роду, ни к нашему могуществу. Наш народ имеет другие потребности, другие желания.

– Повелитель, – сказал Иф, – Солнце… Мир наверху…

– Никто из нашего народа не сможет выжить на поверхности без моей помощи, – искренне и убедительно сказала древняя Змея. – Свет прекрасен, но он убивает. Да и достаточно пищи ни другим ящерам, ни тебе найти не удастся. Вы погибнете там, если только вами не будет править тот, кто мудр, кто знает, что такое время и другие миры. Я долго направляла вас и принесла вам процветание. Так все будет и впредь. А ты станешь моим Шестым Когтем. Ты завоевал это право. Ты доказал, что Хаат порочен и что его пороки рано или поздно принесли бы твоему народу, который и мой народ, великий вред. Теперь ты будешь править вместо него, отдавать приказы от моего имени.

Иф покачнулся, глядя в огромные, темные, мудрые, снисходительные глаза. Кошки с интересом наблюдали за ним.

– Они будут поклоняться тебе, как богу, истинному богу, а не этому выскочке, но ты должен, в свою очередь, отдаться мне, чтобы я могла наполнить тебя силой. Ты же должен видеть, что это так, и поступить соответственно.

Последовала долгая пауза.

– Нет.

Глаза Одинокой Силы внезапно потемнели.

– Есть нечто, что я и в самом деле вижу, – продолжал Иф. Он медленно подошел и встал рядом с Саррахх-Арху. – Наше родство с этими другими ближе, чем ты говоришь. Он, тот, кого ты называешь моим врагом, вошел в мое сердце и пытался спасти меня. И я также читал в его сердце, в его уме. Он знает ту же боль, что и я, то же одиночество, тот же гнев. Но он поднялся снова и попытался найти свой путь. Смерть и голод приходили к нему, но он не сдался. Все, кто вывелся одновременно с ним, погибли, но он выжил и продолжал жить, хотя боль терзала его, как безжалостный коготь. И когда мы встретились, он испытал боль – боль за меня, но не убежал, а взвалил ее на себя. Таков его дар – пытаться снова и снова. Мы сделали одну попытку стать великим народом и не преуспели… и больше никогда не пытались, потому что ты сказала нам, что это бесполезно. Но дар может быть передан другим, тем, кто в нем нуждается, даже когда эти другие – старые враги. Выбор может быть сделан заново! Заново!