Далия Трускиновская: Диармайд. Зимняя сказка

– Ты думаешь, Кано?

– А что тут думать! Он, сволочь, больше некому! Думал ее этим гейсом удержать!

– Погоди, Санка, погоди!… А Кано вообще может накладывать гейсы?

– У него второе посвящение – наверно, может…

– Ну, так и у крестной – второе посвящение! Меч на меч, Санка. И, кроме того, мы же еще не знаем, что это за гейс…

– А что она сказала?

– Что это гейс-оболочка. То есть, три ее законных гейса – ну, там чтобы в волосах ничего постороннего, не пить вина на рассвете и на закате, что-то еще несерьезное, – перекрываются полностью. Их теперь соблюдай не соблюдай – никакого проку. И к нему, к гейсу-оболочке то есть, возможно, еще что-то подвешено.

– Ни хрена себе… – пробормотала Сана. – Слушай, крестную надо выручать. Как бы узнать, что это за гейс такой? Попробуй ее расспросить.

– А ты попробуй в шар посмотреть.

– Бесполезно, шар только до определенного уровня берет. Защита же! Я и для тебя-то, может, ничего не увижу, хотя у тебя защита – так себе.

– Сана! Но ведь если на нее рухнул гейс – значит, она сейчас без защиты?!

В трубке некоторое время было молчание.

– Она спит? – почему-то шепотом спросила Сана.

– Моется.

– Приезжай скорее. Как только заснет – приезжай. Посмотрим вместе.

Именно поэтому Изора и не приставала больше к крестной с расспросами, а быстренько устроила ее в Сашкиной комнате. Если дочь собирается всю ночь готовиться к зачету – то и постель ей ни к ему. А если она с тем долговязым оболтусом, который каждый вторник и каждую пятницу спозаранку ждет ее на лестнице, – то пусть он, холера, о постели и беспокоится!

Как ни странно, в этом отношении к личной жизни ребенка Изора полностью копировала родную маму. Та, чуть ли не круглосуточно занятая на работе, воспитывала единственную дочку более чем либерально.

Если бы деятельная мама была хоть чуточку строже, если бы она придумывала дурацкие запреты, если бы орала и замахивалась половой тряпкой, Изоре, которая тогда была просто Наташей, пришлось бы воспитать в себе хоть какую-то способность к сопротивлению. Верно сказал один умный французский дядя, чуть ли не Шодерло де Лакло, в восемнадцатом веке: человек редко воспитывает в себе те качества, без которых может обойтись. Вот Наталья и выросла размазня размазней.

Мысль о сопротивлении обстоятельствам возникла у нее примерно на десять лет позже, чем полагалось бы. Не тогда, когда любимая подружка из-под носа увела жениха, не тогда, когда от совершенно непонятного и никому не нужного романа образовалась беременность, и даже не тогда, когда другой роман, еще более ненужный и непонятный, на три года выбил из колеи, нет! Наталья ощутила необходимость в обычной бабьей злости, когда поменяла квартиру и оказалась козой отпущения для соседки снизу.

Старая перечница сразу поняла, с кем имеет дело.

Наталья ходила по дому на цыпочках, но ребенка-то к стулу не привяжешь. В итоге образовалось двадцать семь вызовов милиции, причем менты, прекрасно просекая ситуацию, не раз и не два советовали жертве: да рявкните вы на нее погромче, да пригрозите ей судом, да пообещайте в сумасшедший дом сдать! Наталья что-то лепетала про непротивление злу насилием, но в один прекрасный день все ее толстовство как ножом отрезало. И, что характерно, без всякого повода. Очевидно, огромный запас долготерпения, полученный ею при рождении, наконец-то иссяк.

Возложив надежды на магию, Наталья стала подкапываться под соседку сперва мирными заговорами, об укрощении злобного духа, потом уже не очень мирными. Тогда как раз вошли в моду сибирские заговоры, их издавали толстенькими брошюрками, по брюшюрке в месяц. У книжного прилавка, где это добро продавалось, она познакомилась с Саной, тогда – Соней, и Сана сманила ее вместе ехать на Курсы.

Потом уже крестная рассказала им, как ее развеселило появление новеньких. Открылась дверь и влетела хрупкая, коротко стриженая, светловолосая и светлоглазая, с острым носиком, взъерошенная, как птенец неведомой породы, и решительная, как бойцовая рыбка, Соня, а за ней вразвалочку вплыла полная, круглощекая, с неистребимым природным румянцем и с бюстом, на который можно ставить ноутбук, Наталья, и обе разом заговорили примерно одно и то же, даже с одинаковыми интонациями.

Поэтому они и получили такие имена.

Соне следовало придать спокойствия и аристократизма, силы характера у нее и своей хватало. Хотя имя «Сана» было из новых, еще не набравшее нужных имени качеств, Дара решила, что Соня – как раз тот человек, чтобы делать имя самостоятельно, а не ждать от него благ. Что касается Натальи – ей-то как раз требовалось сильное имя, способное повлиять на характер. Дара даже хотела придать ее характеру некоторую стервозность, для чего к согласной «р» искала в пару согласную «з». Будь во внешности у Натальи хоть что-то восточное – стала бы она Зарой. Будь в ее внешности хоть что-то западное – Дара бы назвала ее Розмари и успокоилась, в конце концов, крестница не собиралась делать карьеру, и переводить на нее настоящее древнее имя было незачем. Но простое и щекастое лицо не соответствовало ни мусульманскому Востоку и ни англоязычному Западу.