Александр Секацкий - Моги и их могущества

Но для самого посредника-исполнителя разница очень существенная: одно дело, когда топор «сам по себе» падает сверху на подставленное полено, другое дело, когда удар наносит дровосек. Эффективность возрастает на несколько порядков. Вот и Рам с помощью особой техники отключил автономное управление воли, перевел начинающего каратиста на дистанционное управление. Тот стал как бы инструментом в руках мастера. А что значит стать инструментом? Превращение (вещи или организма) в инструмент снижает диапазон возможных действий и, скажем так, поступков, но зато резко повышает эффективность оставшихся действий, в пределе – единственного оставшегося действия. Нечто похожее имеют в виду, когда говорят: «Он превратился в инструмент для добывания денег» или, как в данном случае, для разбивания кирпичей. Чтобы инструмент был удобным, надо сломить или преобразовать его неуправляемость, сопротивление материала, т.е. оставить только один управляющий импульс, на который механизм должен откликаться.

Почему животные, а тем более люди, как правило, не подходят для роли инструментов? Ну как раз потому, что они управляются множеством импульсов. Их движущая сила всегда оказывается какой-то равнодействующей многих сил. По этой же причине даже собственным своим телом человек не может управлять как инструментом и вынужден как бы заключать с ним договор (речь, конечно, идет о немогах). Между тем тело человека – единственный в своем роде многоплановый инструмент, и главное в том, чтобы уметь обращаться с ним как с инструментом.

Кстати, при знании некоторых приемов (чар), механизмов отключения иммунитета-сопротивления и механизмов запуска определенной программы превратить в инструмент чужое тело гораздо легче, чем свое: не надо тратить дополнительных усилий для преодоления боли и страха... А главное – не нужно тратить силы на амортизацию, на постройку защиты (т.е. можно не щадить инструмент) – так ученик, наносивший удар, чувствительно ушиб руку, откуда ясно, что при «автономном управлении» он не разбил бы кирпичи.

История с Рамом и каратистом хорошо иллюстрирует еще одну особенность сил чарья (чар). Особенность, которой в совершенстве владеют моги. Речь идет о способе управления. Дело в том, что подчинить чужую волю можно и без гипноза и без чарья – ну хотя бы с помощью страха.

Говорят, что страх парализует волю. Это правда. Но управление остается крайне неэффективным, поскольку эта парализованная, сломленная воля все же остается посредником между «сильной» волей повелевающего и исполнительным механизмом – телом подчиненного человека. Такой устрашенный человек способен лишь на самые простые, нехитрые действия, далеко уступающие его естественным возможностям (правда, обычно так называемые сильные мира сего этим и довольствуются). Все очень просто: слабая, запуганная воля не может противиться воле другого, но она столь же слаба и в отношении собственного тела. Она становится лишним, и притом самым слабым звеном системы управления. Общеизвестно, какие ничтожные плоды приносит труд раба. Парализованная воля не может быть источником жизнеспособных поступков. И вот тогда появляются два выхода: первый – отказаться от устрашения, от подчинения своей воле и опираться на свободную волю суверенного человека, на добровольное согласие; путь этот труден, но именно он избран культурой для совершенствования общества. И второй выход – устранить подчиненную волю в качестве посредника – вообще отказаться от ее услуг. Второй вариант запрещен культурой, причем, что интересно, он объявлен одновременно и «невозможным» (наукой) и «дьявольским, недопустимым» (религией) – т.е. запретить его надо было во что бы то ни стало, любыми средствами, хотя бы даже и противоречащими друг другу... Это одновременно и «детская выдумка», и «чепуха», и «смертный грех».

Надо ли говорить, что моги работают именно таким способом, противопоставляя запугиваниям и терзаниям уверенное «могу». Техника чар состоит в дистанционном управлении другим смертным как телом – как инструментом; «очарованный» или «околдованный» человек не ведает, что творит, и не удивительно, – то, что им движет, лежит вне его, причем его воля попросту наглухо заблокирована, обойдена и поэтому не сопротивляется даже саморазрушениям тела, т.е. не знает даже той последней мести, на которую способен человек с растоптанной свободой, ведь «униженная» воля портит свой собственный исполнительный механизм (человек спивается, дрожит от страха и ни на что путное не способен) – вплоть до осуществления самоубийства; ведь самоубийство есть парадоксальная форма последней защиты от осквернения самой заповедной территории. Месть осквернителю – дальнейшее осквернение, только теперь самостоятельное: «смотри, я тоже не нуждаюсь теперь в том, что ты оплевал, и сам оплевываю. Подчинив тебе свою бессмертную душу, я обесценил ее для себя самого. Ты не ставишь меня ни в грош. Но и для меня это ценное уже не имеет цены...» ну и т.д., такая диалектика.