Ирина Орлова - Тёмная радуга

Два года назад Женька по своим делам приехал в Москву, пришел к нам на репетицию, потом остался на спектакль, а потом с удовольствием принял участие в посиделках нашей театральной труппы по случаю дня рождения одного из ребят. И проведя в компании этого красавца день, вечер и часть ночи, пока труппа не расползлась по домам, я поняла, что влюбилась в него как… даже не знаю как, но безоглядно и бесповоротно и с первого взгляда.

Впрочем, не только я. Многие наши девчонки не остались равнодушными тогда. Однако (причины мне до сих пор неизвестны!) он выбрал именно меня, хотя в труппе у нас пара-тройка барышень были куда эффектнее и красивее моей скромной особы.

Когда он уезжал в первый раз, горю моему не было конца. Но великая любовь на то и великая, что она может одолеть любое горе. И я нашла выход. Я начала писать стихи. Первое мое стихотворение рождалось мучительно. Я потратила на него месяц и большую тетрадку в 98 листов. А потом стихи полились рекой. И по электронной почте бурным водопадом понеслись мои письма, каждое из которых составляло несколько страниц через один интервал. В ответ я изредка получала небольшие послания и была счастлива уже от того, что меня помнят. А потом он снова приезжал на несколько дней, и снова уезжал.

Может быть, это могло бы тянуться бесконечно, но за два года от такого бурного и совершенно непредсказуемого романа я несколько подустала. Нет, он по-прежнему был красив, по-прежнему меня любил, но чем дальше, тем отчетливее я понимала, что участь Пенелопы — это исключительно ее, Пенелопное, личное дело. Однако окаянная любовь все еще крепко во мне сидела, и выбросить красавца Женьку из своей дурной головы я не могла.

Все, хватит! Надо ставить вопрос ребром! Вот прямо в следующий его приезд. Ну, сколько можно тянуть? Тем более, что времени на подход к вышеупомянутому ребру у меня достаточно. Успею все обдумать, в том числе постараюсь позаботится о надежном тыле, чтобы было куда отступать в случае окончательного разрыва.

Сказать-то легко. А вот сделать…

Однако вернемся к метлам, ступам и ведьмам. Как гласит восточная мудрость: когда ученик готов, приходит учитель. Наверное, с отчаяния и в тоске глубокой я взялась наконец-то за книжки, которые мне приволок Шаман.

Читались они медленно и тяжело. И вовсе не потому, что сюжеты плохие. Нет, сюжеты как раз хорошие, даже захватывающие, но перевод настолько отвратительный, что я порой с трудом продиралась через тяжелые словесные конструкции, испытывая почти непреодолимое желание все это переписать. Но, тем не менее, блажь — своими глазами увидеть наяву описываемую в этих книжках сказочную реальность — начала меня преследовать с постоянством боя часов на Спасской башне Кремля.

— Такая большая, а в сказки веришь! — ехидно подзуживал меня разум.

— Ну и что, подумаешь, большая. Все писатели сказочники и фантасты — взрослые люди, но ведь пишут же. А если не поверишь, то не сможешь хорошо написать. Да и что я забыла на этой грешной земле?

— А как же Женька? — услужливо подсказало глупое сердце. — А родные и друзья? Работа, в конце концов?

— Так я же не насовсем. Подумаешь, работа. Мне, между прочим, отпуск положен. А в отпуске я еще и заболеть могу, так что он на время болезни увеличится, могу выпросить недельку за свой счет. А друзья и родные меня поймут. Может быть, кто-то и в компанию напросится. И уж что касается замечательного Евгения, то его еще год тут не будет, поскольку его фирма приостановила дела в Москве, и если он появится, то только в отпуск. А если и нарисуется к положенному времени, не факт, что это его появление не окажется последним в наших отношениях.

— Ну, хорошо, — соглашался разум. — А если ты там, в сказочном мире, встретишь еще одного Женьку? И он полюбит тебя всем сердцем, и не захочет отпускать?

— А я возьму его с собой, может быть ему здесь больше понравится! И пусть тогда здешний, земной, локти кусает.

Дни летели за днями, похожие друг на друга. Внеся некоторое разнообразие, промелькнуло лунное затмение, за ним воспоследовало солнечное. Собственно, разнообразие для меня состояло в том, что я приложила массу усилий, чтобы пронаблюдать хотя бы одно из них, но так ничего и не увидела. Из чего сделала вывод: пусть те, кому по должности положено, изучают эти загадочные явления природы, а я и без затмений небесных светил проживу, и ничего при этом не потеряю.

А потом начались дождь и слякоть поздней осени. Отопление никак не включали, голые ветки березы стучали в окно, было холодно, промозгло и тоскливо. После работы, когда не было репетиций и спектаклей, никуда не хотелось идти, и я, закутавшись по самые уши, коротала время за книжкой или компьютером. По телевизору шла сплошная галиматья, щедро сдобренная столь же содержательной рекламой. Можно было бы конечно побегать по гостям, но совершенно не было охоты тащиться куда-то в такую мерзопакостную погоду, разве что в соседний дом к Зоське. Но с ней мы и так виделись чуть ли не каждый день, а два-три раза в неделю так точно. Мефистофель полностью разделял мое мнение, тихо мурлыча у меня на коленях и оживляясь только в предвкушении «Вискаса».